– Отпустите, сударь! Вы делаете мне больно! – в наступившей тишине отвечала она Васеньке и, оглядевшись, убедилась, что они остались в комнате втроем. – И помогите мне подняться.
– Они? Они заставили Вас? О боже! – молодой офицер жаждал действий. – Я отомщу! Вы, сударь, никуда от меня не денетесь, – он погрозил ненавистному теперь дядюшке и бросился вон из комнаты. – Но я вызову всех! Всех, кто посмел оскорбить эту чистейшую красоту!
– Ты безумен, Василий! Кто позволил тебе соваться в дела взрослых! – кричал ему вслед барон, все еще пребывая в шоковом состоянии.
– Остановите его, – сказала, сидящая в гробу Татьяна. – Он же сейчас в город побежит!
Старенький барон кинулся вслед за племянником. Таня ждала, никто не приходил. Она с трудом самостоятельно спустилась на пол и пошла наугад по незнакомому дому. Сергея нигде не было. Она робко окликнула его. Он не отозвался. Вдалеке слышались крики и звуки то ли борьбы, то ли бегства. Ничего, еще была надежда, что дядя по-родственному уговорит юного мстителя не раздувать скандала, надежда, что высокопоставленные гости смогли уйти неузнанными и не представляют теперь дополнительной опасности для незадачливых устроителей сомнительного развлечения. И что все еще может наладиться. Но крики усиливались. Таня подошла к поручням высокой лестницы и, свесившись через перила, наблюдала за тем, что происходило в вестибюле.
Двое слуг, возраста примерно своего хозяина, с расцарапанными лицами, прилипли к стенам, не смея больше вмешиваться. Замешкавшиеся гости пробирались к выходу, держа плащи и пальто в руках, одеваться в доме никто из них и не думал. Один гость прикрывал лицо обеими ладонями, а старый барон норовил вырвать из рук своего более резвого племянника его маску, которую тот только что сорвал в порыве справедливого гнева. Побеждала молодость и сила.
Таня сползла на пол и стала думать, как ей самой выбраться из этой западни. Она все еще надеялась уйти неузнанной гостями, а с этим сумасшедшим семейством после договориться о взаимной выгоде и тайне, но тут в дом вошла полиция, привлеченная шумом. Таня похолодела. Думать дальше стало некогда!
Хода на парадную лестницу не было – там толпились все не успевшие ретироваться участники событий. Танюша побежала по чужим коридорам, пару раз натыкалась на запертые двери, потом ей повезло – она заметила черную лестницу. Спустившись вниз, она вбежала в первую попавшуюся гостиную и бросилась к высоким стрельчатым окнам. Почти сорвав занавеси, она залезла на подоконник и попыталась справиться с неподдающимся запором. Послышались голоса, они приближались. Окно распахнулось, и холодный осенний воздух ударил ей по лицу. Таня взглянула вниз. Ничего, не высоко. И вот, когда спасение было уже так недалеко, она четко разобрала фразу, сказанную истерическим Васенькиным голосом:
– Идемте, идемте, господа! Прошу вас! Ищите, она должна быть где-то здесь. Она просто испугалась, господа! – он все не замолкал. – Не подумайте, господа! Она в нашем доме оказалась совершенно по иному поводу! Это… Это…
«Господи, где же барон?» – впервые как о спасении подумала Таня.
– Ее надо спасать! И я оказываю ей всяческую защиту и покровительство. Это достойнейшая барышня. Это… Это моя невеста, господа! Это дочь генерала Горбатова!
«Я погибла!» – поняла Таня и спрыгнула вниз, теперь от одного только стыда.
***
Ворота были распахнуты настежь и никем не охранялись. Таня выбежала в переулок. Ни Сергея, ни их экипажа не было. Она горько усмехнулась и тут только поняла, что все деньги, вся одежда – все осталось в особняке Корндорфа, а она стоит посреди улицы, ряженая как скоморох, причем с золотыми браслетами на руках и с драгоценным ожерельем на шее, что могло вызвать массу вопросов у той же полиции. Слава богу, уже стояли густые сумерки.
Стараясь идти, а не бежать, и вообще привлекать к себе как можно меньше внимания, Таня стала удаляться от ужасного места. И судорожно начала соображать, что же делать дальше? Ничего не придумалось более путного, чем ухитриться добраться домой. Дом – вот то место, куда человек возвращается отовсюду. Хорошо, когда у тебя есть дом. Если бы еще утром кто-нибудь произнес подобную сентенцию при Танюше, она, наверно приложила бы все свое остроумие, чтобы высмеять пошлую назидательную сентиментальность. Но сейчас она почти молилась, чтобы беспрепятственно добраться до тетушки. Врагами казались ей все – и сам барон, и его гости, и те, кто был властен устроить ей ночлег в участке. Но самым невыносимым испытанием казалось отсюда Васенькино заступничество.