Шумная толпа подвыпивших гостей, щедро осыпав чаевыми обслугу и не обидев хозяина, схлынула в ночную темень с криками и бубенцами, смыв вместе с собой и Таню, как была – в туфлях и платье в пол. Благо, что зима уж миновала! Понурый Клим побрел в свою комнатушку, прислонил к стене гитарку и сидел теперь на краешке кровати, дверь в коридор не закрыв, а все прислушиваясь. Мимо проходила хозяйка. Увидев его ожидающий взгляд, она остановилась в проеме двери и, покачав головой, спросила:
– Ну, что? Умыкнули?
Клим молчал.
– А оно и к лучшему! – вдруг, на что-то разозлившись, рубанула Матрена. – Совсем бы тебе душу изъела. Куда уж нам до таких! И не заглядывайся, касатик… Ложись-ка лучше на боковую – утро вечера мудренее.
Утро оказалось не только мудрым, но и добрым. Не выспавшегося Клима растолкала все та же Матрена. Он, спросонья, глянул в окно – уже рассвело, но видно было, что рань еще несусветная.
– Что? – непонимающе спросил он хозяйку.
– Вставай! – она ехидно ухмыльнулась и поджала губы. – Явилась твоя раскрасавица! Тебя требует.
Клим наскоро оделся и метнулся в комнату Зинаиды. Та сидела, вытянув вперед ноги и опустив лицо.
– Что, Та…, – Клим вовремя спохватился и обернулся, Матрена с усмешкой наблюдала за ними из коридора. – Что такое, Зинаида Зиновьевна? Вы звали меня?
Таня подняла голову и только простонала через силу:
– Ноги больно.
Клим припал на колени. Тоненькие подошвы домашних туфель были протерты до дыр, чулочки он аккуратно снял, стараясь не задирать высоко юбки – все стопы Тани были сбиты и изранены о камни. Отерев кровь, Клим принес тазик с теплой водой и снова окунулся в такие милые его сердцу хлопоты и заботы. Потом Таня ему рассказывала, как под утро уже, когда она велела везти себя обратно, один особо настойчивый кавалер все зазывал ее то «Во дворец, королева!», то, путаясь, «В нумера!», а поняв, что барышня вовсе с ним никуда следовать не желает, выдал тираду: «Раз ты такая цаца, так и иди пешком!» Таня гордо спрыгнула с коляски, ей это было не впервой. Как добиралась и сколько верст прошла, ответить она не могла.
Прошло еще какое-то время без происшествий, Таня снова поправилась довольно быстро. От упоминаний о крепком спиртном или о любых прогулках ее теперь кидало в панический страх. При одном только намеке на интерес к ней, не связанный с пением, или на любые предложения гостей с попытками выманить ее за пределы здешних владений, Таня даже не пыталась свести все к шутке или хитрости, а уходила в комнату Клима вместе с ним. Как правило, все вопросы к ней у мужчин тут же отпадали. Клим радовался такому сложившемуся порядку, подыгрывал ей с удовольствием, ему это даже льстило – надо же, они думают, что такое возможно! Не удивляются!
Когда гости разъезжались, Татьяна-Зинаида возвращалась в свои апартаменты. Но те минуты, а иногда и часы, что укрывалась она у Клима, полностью принадлежали ему – они беседовали обо всем на свете! Клим обожал эти редкие вечера.
***
В другой раз все было серьезней. От того серьезней, что гуляла не толпа разношерстных кавалеров, хоть и значительных своими кошельками да положением, что так застили глаза хозяину заведения, но все ж не знакомых с грубой силой, а прибыл к ним гость странный, редкий. Он-то и положил глаз на Татьяну. Не сразу. Сначала много пил и хорошо ел, двое сопровождавших его мужиков не хмелели, не болтали, не улыбались даже. По всему выходило, что люди это лихие, а он меж ними самый что ни на есть главный. По виду он был смуглым, жилистым, с копной чернявых волос, ножниц цирюльни сто лет не ведавших, но на цыгана не похож, так как волос у него не вился, а скорее стоял торчком, как проволока или солома. Глазищами из-под бровей водил так, что даже все повидавшие Танька с Манькою затихали на коленях у его молчаливых товарищей. Сам он, сидя за трапезой, к девкам не лез, лишь глядел, а как решили заночевать, так сгреб в охапку Маньку и ночь провел с нею.
Как делили Таньку оставшиеся двое, не ясно, но только под утро она освободилась, спросила у хозяина морсу клюквенного и ушла к себе отсыпаться. В обед гости снова ели и снова много пили, в сумерки стали собираться со двора. Зинаида вообще к гостям в этот раз не выходила, песен они не желали, гуляли тихо. Но в доме, конечно, мелькала. И вот, уже пред самым выездом, который кудлатый главарь все почему-то оттягивал, он дождался, пока вновь не заметил ее в коридоре, и вышел навстречу, перегородив путь.