– Собирайся, красавица, со мной поедешь, – велел он ей тем спокойным тоном, привычным к повиновению, которому отказать никак нельзя.
– Я Вас не знаю. И никуда с Вами не поеду, – Зинаида тоже умела зыркать глазами.
– Ух, ты, какая! – восхитился гость. – Смелая. Значит, не ошибся. Собирайся, милая. Едем.
Таня молчала и судорожно соображала что-то про себя. В руках у нее был кувшин с водой, за которым она, собственно, и выходила. Но каким-то чутьем она понимала, что плеснуть ею в гостя никак нельзя. Надо было придумать что-то иное. Но что?
Гость, заметив прикушенную губу и приняв поиск решения за капитуляцию, ухмыльнулся, и убрал руку, которой до этого опирался на стену, перегораживая проход. Зинаида проскользнула мимо него вдоль стены, но ринулась не к себе, а как уже привыкла в подобных случаях – в комнатушку к Климу. Тот по ее испуганным глазам понял, что что-то происходит и высунулся в коридор.
– Ах, ты ж, неладная! – покачал головой лохмач, увидев нового персонажа. – Ну, и зачем? Не хотел же я крови.
Услышав про кровь, Клим оглянулся, Зинаида тряслась, прижав кувшин к груди, и мотала головой.
– Уйдите, сударь, – Клим сам не понял, как посмел произнести что-либо, старался только, чтобы его голос не сильно дрожал. – Она с Вами не пойдет.
– Пойдет, милый. Пойдет. Сам же знаешь, что пойдет. Ну, зачем? – мужик никаких действий не предпринимал, а спокойно ждал в коридоре.
– Не пойдет! – голос Клима все-таки дрогнул. – Я не позволю.
– Ты? – с какой-то даже печальной усмешкой спросил гость. – Ну, я не хотел.
И он, как будто получив что-то желаемое, дождался, когда Климу пришлось перехватить его на пути к Зинаиде, и легким размахом впечатал того в противоположную стенку. Клим сполз по ней, из рассеченной головы и носа у него, действительно, показалась кровища. Гость перешагнул лежащее у стены тело и возник в проеме двери.
– Собирайся, милая. Ну, чего мы ждем?
– Вы не смеете! – теперь Зинаида захотела выйти в коридор, из этой западни, но снова наткнулась на железную руку, перегородившую ей выход, они с гостем оказались теперь совсем близко и смотрели друг другу глаза в глаза. – Пустите! Меня защитят, все равно не поеду!
– Кто? – насмешливо спросил гость, даже не пытаясь трогать Зину руками. Он стоял, не шевелясь, как скала. – Кто тебя защитит? Этот? Да тебя вообще хоть раз кто защищал? Вот поедешь со мной – узнаешь, что такое защита.
– Защищал! – отчаянно сопротивлялась Зинаидино упрямство.
– Кто? – снова ухмылялся гость. – Если б то было так, я б увидел. Не ври. Никогда не ври мне!
– Мне незачем Вам врать, – Зинаида попыталась успокоиться, но получалось плохо. – Пустите!
– Не пущу! Потому что врешь. Вижу! – гость сверлил ее глазами. – Ты мне-то не рассказывай сказок, красавица! Ни в жисть не поверю, что это там твой кавалер валяется. Так… Приблудился. Я уж разных баб повидал. Не смеши меня! И не ври.
– Пусти! – Зина уже впадала в панику, понимая, что спасения нет.
– А вот и пустил бы! – гость освободил проход, скрестил руки на груди, смотрел насмешливо, как бы играя в кошки-мышки, и удерживал Зинаиду теперь одним только взглядом. – Вот, если б не врала, может и пустил бы. Но ты же врешь!
И тут, как спасение, вспыхнул в памяти Тани тот злополучный день, когда столичный визитер спугнул ее своим перегаром. И как потом Сергей заслонил ее от претензий барона.
– Защищал. Было уже! – твердо стояла теперь на своем Таня. – Заслонил и вызов на дуэль желал сделать.
– На дуэль? – протяжно переспросил лохматый гость. – Правда, что ль из графьев? А я не поверил. И кто же? – он недоверчиво обернулся на тело, не подававшее признаков жизни. – Муж? Жених?
– Брат! – Таня уперлась в него глазами и взгляда не отводила.
– Бра-а-ааат? Ну, тогда верю. Ну, тогда простите, люди добрые, – гость недоуменно мотал головой, но уже было видно, что отступит. – Ну, прости, коли зашиб его. Не подумал. Да я не в полную силу, не боись. Оклемается! А, может, все-таки поедешь, а? В атласы тебя наряжу?
– Да я вроде и так, слава Богу, не в сарпинке хожу, – огрызнулась осмелевшая Татьяна.
– Ах, жаль, жаль! – улыбался теперь восхищенно гость. – Из нас с тобой знатная пара сложилась бы. А, брат? Может, отпустишь?
– Сама не хочет, значит никуда и не поедет, – ответил, приходящий в себя на полу Клим.
– Ну, как знаете, – гость поклонился. – Простите, на чем обидел. И прощевайте.
В этот день Татьяна переехала к Климу насовсем. Она сначала ухаживала за ним, промывала рану на голове, которая действительно оказалась не опасной, а к вечеру просто молча перенесла мелкие пожитки. Когда пришло время спать, легла в его постель. Клим до последнего находил себе какие-то дела в доме, в комнату не шел. Когда более тянуть стало невозможно, он собрался с духом, вошел, услышал Танино ровное дыхание, задул лампу и лег у окна на сундуке.