Таня моргала, глядя на распростертое тело, а в комнату никто не входил – прислуга боялась гнева любителя горяченького и ни на какие шумы не реагировала, как и было ей заранее велено. Таня нервно рассмеялась. Она выглянула в окно – улица была пуста в это время, концерт Вольдемара не удался со всех позиций. Лишь вдалеке бегали, поднимая пятками пыль, мальчишки. Таня накинула на себя пелерину – Мавродаки все-таки удалось оторвать ей ворот платья – и вылезла из окна. Никто не подумал остановить ее, она благополучно дошла до околицы. Сил было еще мало, поэтому на первом же поле, встретившимся ей по пути, Таня увидела скирду соломы и побрела к ней. Она обошла ее и прислонилась, сидя спиной к дороге. Потом закопалась вглубь и впала то ли в сон, то ли в болезненное забытье. Она слышала отдаленные крики и цокот копыт, но ее это больше не интересовало и не тревожило. Она еще пару раз приходила в сознание, но после снова проваливалась в блаженную темноту.
Возможно, если бы она прошла сегодня по солнцу чуть дольше, или, если бы встретила людей, которые заставили бы ее что-то говорить, что-то делать, да просто куда-то идти, то этот день стал бы последним для нее. Но ее не нашли – видимо никому и в голову не пришло, что беглянка устроит привал так скоро, не отойдя толком от места преступления. Таня окончательно очнулась от ночной сырости и прохлады. Она встала, напилась из попавшегося на пути колодца и пошла наугад дальше, как говорится – куда глаза глядят.
***
Тит Силантьевич Багряный был человеком не только важным, но и видным. Высокий рост, ширина могучих плеч, глубокий бас – все эти качества стали не последними при назначении его несколько лет назад на должность уездного исправника. Имея на огромном пространстве власть почти единоличную, не распространявшуюся лишь на губернский город, у которого было свое собственное начальство, эта должность требовала, как считали некоторые, носителя не только личностных, так сказать, внутренних качеств, но и обладателя чисто внешних атрибутов, способствующих устрашению многочисленных подчиненных. А уж, где страх, там и уважение, думали они. А где уважение, там и порядок.
С Титом Силантьевичем все это сочеталось, но не более чем в том самом внешнем, представительском проявлении. Господа становые приставы, хоть и с опаской ждали его визитов с обозрением уезда дважды в год, да знали за ним такую особенность: накричав на провинившегося служаку, Тит Силантьевич становился багров, что давало лишний повод для шуток в отношении его фамилии. Но все же знают – люди легко краснеющие, так же легко и отходчивы. Простит! Пожурит и простит.
Нынче его ждали в N-ском отделении. Зная вкусы начальства, местные служаки подготовились – заранее сгоняли в трактир за расстегайчиками, из дома их жены прислали соленых огурчиков да моченых яблочек. Все было готово, самовар уж расфуфырился, поспел к самому приезду, но начальство вдруг велело обождать. Сначала – неприятное дело. Предстояло учесть все паспорта и виды на жительство лиц, скончавшихся на подопечной ему территории за время, прошедшее с прошлой поверки. Не за едой же! Да еще к тому же померещился начальству девичий плач. Не бабский, а именно, что девичий! Уж будучи отцом двух барышень на выданье, он того с другим не перепутал бы. Ах, как не вовремя эта поездка. Сейчас бы дома сидеть, совсем о другом думать. Да, ладно.
Тит Силантьевич отрастил себе бороду, как у нынешнего императора, а замашками во всем превосходил скромного государя – любил широкие жесты, степенство, открывающиеся перед ним двери, накрытые столы. Но не подобострастие! Сейчас он в сопровождении немногочисленной свиты следовал в кабинет тутошнего начальника, который предоставлен был ему на время проверки отделения.
– Ну! Показывай, что тут у тебя накопилось? – смотритель уезда опустился в кресло, которое показалось ему маловатым по размеру, примерился, шевеля внушительным седалищем, прислушался, не скрипит ли.
Становой пристав кивнул сотскому, и тот вытащил из шкафа стопку бумаг, аккуратно водрузив ее перед начальством.
– Ух, ты, ух, ты, ягоды и фрухты! – воскликнуло начальство. – Этак мы тут до ужина просидим. Что так много-то?
– Так, Вы же знаете, господин уездный исправник – тут и с соседней волости документики, Вы же сами пожелали туда крюк не делать. Подвезли-с. Да еще пришлых много в этом годе у нас почили. Так что их тоже Вам придется учитывать.