– Кто же рекомендовал Вам меня? – спросил Лева невысокого господина средних лет при первой встрече.
– Знаете ли, дорогой Лев Александрович, прибыв в Нижний Новгород, мы с дочерью человек от пяти слышали Ваше имя, когда говорили о строительстве. Да, не меньше! Кто был первым, даже не припомню, – барон размышлял вслух: – Может быть, Павел Афанасьевич…
– А! Так Вы приехали из Нижнего! – обрадовался Лева. – Ну, с Павлом Афанасьевичем мы служили вместе. Да и вообще, с этим городом у меня многое связано. Моя супруга оттуда, там проживает ее отец.
– Вот, мы и подходим к сути моей нижайшей просьбы, дорогой мой! Отец! Именно отцовские заботы тревожат меня больше всего сейчас. В Нижний, как Вы его изволите называть, привело нас не очень радостное событие – мой брат оставил мне там наследство. Каюсь, я больше года не спешил покинуть мой дорогой Зальцбруг, но там дела наши совсем разладились, а дочка как раз подросла, – при упоминании о дочери голос барона теплел. – Знаете – весь этот романтизм, воспитание на читанных сто раз приключениях героев – легенды, сказки? «Я, папа, всегда мечтала быть принцессой!» Подземелья, гроты, сокровища… Эх! Не смог я сундуков с алмазами ей в приданое припасти, да тут как раз про наследный дом этот вспомнили. Она мне говорит: «Папа! У меня будет свой замок! Вернемся же в Россию!» Ну, собрались и поехали, – Галактион Карлович ненадолго замолчал. – Замок принцессы! Вы, говорят, именно что такой, своей супруге и отстроили? Да так, так! Я уж ездил, глядел. А в Нижнем нас ожидало разочарование, скажу Вам сразу, молодой человек. Дочь как увидала эти мрачные коридоры, темные лестницы, серые стены. «Это, – говорит мне, – замок какого-то дракона, а не принцессы». Ну, вот расстались мы с тем особняком, продали, явились сюда, к Вам. Где скажете, там и организуем строительство, если возьметесь.
Лев Александрович взялся.
– Лиза! – восторженно говорил он вечером своей жене. – Представь, какой полет для фантазии! Сказочные замки! Да пока существуют отцы, которые считают своих дочерей принцессами, дел мне хватит на всю мою жизнь! Ты как думаешь?
***
Клим Неволин жил ожиданием. Он не уехал с бутырок, сидел там сиднем, понимая, что Татьяна сможет его отыскать только там, когда сможет. Когда захочет. Если захочет. Он все-таки научился за этот время многое делать руками, Матрена была права – труд физический, требующий усилий и внимания, дающий здоровую усталость, он лишь и был спасением для тоскующей души. Клим вернулся было к сочинительству, складывал слова, подбирал рифмы, надолго застывал над пустым листом. Не складывалось и не легчало. Каждое слово, каждый образ уводил его в ту пору, когда она была рядом, а душа его была целой. Один только романс сложил он в своих мучениях. Вот лежит он теперь, аккуратно переписанный, и ждет Таню. Вернется она, будет ей новая песня, пусть поет. И денег ее он не смел тронуть. Она же велела: «Сбереги!», значит – вернется.
Но проходила неделя за неделей, еще одна, месяц, второй, зима, лето. Приближалась очередная осень. Клим сидел с молотком в руках и починял Маньке сбившийся каблук на ее красненьких щегольских ботиночках. Тут и сама она возникла на пороге его комнаты.
– Ну, и чего Вы зависли в дверях, нетерпеливейшая особа? – Клим вынул мелкие гвоздики изо рта, не умея что-либо делать, когда кто-то стоит над душой. – Идите с богом отсюда, премного буду Вам за то благодарен. Ну, только же взялся! Подождите же хоть полчаса. Вот ведь!
– Клим Валерианович, Вы это, – Манька оглядывалась на кого-то в коридоре. – Вы гвоздики-то положите от греха. Там это. Вы бы это.
– Тьфу! Ну что за невразумительное повествование, право слово? «Это», «это». Что там стряслось, любезнейшая Мария Ивановна, поведайте мне с расстановкой и толком?
– Там это, – Манька расползлась в искренней улыбке. – Там графиня наша возвернулась. Да не одна. С ребеночком.
Клим выронил молоток и стал зачем-то вытирать руки об рубаху. Потом медленно встал. Потом рухнул обратно. Слышались голоса, видимо, все встреченные по дороге сюсюкали с младенцем и приветствовали блудную певицу. Наконец, она пробралась через толпу любопытствующих лиц, и Клим увидел их в проеме двери. На руках Таня держала ребенка, лет, наверно, полутора. Сразу было видно, что это девочка, так она походила на мать. И то, что это именно родная мать держит ее на руках, никакому сомнению не подлежало.