– Да как же можно! – возроптал Полетаев. – Человеческий разум на то и даден, чтобы гасить в себе этакие…
– Да ты послушай, – прервал его Демьянов. – Что толку насиловать себя постоянно, если все равно прорвется. Всему же есть причина, исток. Твоя злость тебе и указывает, что не все так гладко ищи, мол! Очисти душу-то! Ты ищешь? На одном характере долго не сдержишься. И разум твой…, – он махнул рукой, но сразу продолжил. – Болит-то у тебя не разум, а душа. Вот ты сейчас накричал на меня… Постой! Не извиняйся снова, лишнее это… Вот ты на меня собак спустил, а окажись она перед тобой, то и на нее смог бы. Кому от того лучше? С тем ее отпустить домой желаешь? То-то. А это ж не я виноват нынче, да и не она. Да и не ты, друг мой милый! Так что, не хочешь ее видеть, так значит и пореши. На том и стой! И на том будь спокоен. Так, значит, и лучше сейчас. Мы часто на близких своих выплескиваем то, что внутри клокочет, потому, как времени на раздумья не имеем. А ты ж сюда и закрылся, друг мой милый, чтобы ответы получить. Разве не так? То-то. А какие ж ответы, если у тебя пока и вопросов-то толковых нету? Или есть?
– Есть. «Почему так?» – ответил Полетаев и сам замолчал надолго.
***
Давали оперу. Сергей взял три кресла в партере, на ложу тетушка не разорилась. Он обещал ей и сестре сопровождение в день спектакля, но, вызванный в город запиской, узнал, что на этот же вечер барон назначил первое собрание «братьев Мертвой царевны». Сестра не расстроилась. Выход в свет будет совершен, новый наряд продемонстрирован публике, завистливые взгляды дам и барышень света – собраны. Татьяне вполне хватило бы на это первого отделения, сама театральная постановка ее привлекала мало. Брат и сестра собирались в антракте оставить тетушку в одиночестве и сделать вид, что они вместе сбежали от нее в ресторацию. Зная их склонности, она бы этому вовсе не удивилась, хотя и ворчала бы о плебейских нравах, но увязаться за ними у нее не возникло бы и мысли, она сама подобных мест не переносила. Но вышло еще удачнее – тетка накануне приболела. Не сильно, но с чиханьем и другими мелкими неприятностями, с коими на люди не выйдешь.
Уже в начале десятого вечернего часа, экипаж, которым Сергей управлял нынче собственноручно, въезжал в ворота загородного особняка. Это была частная резиденция, сдаваемая под гостиничное проживание. Молодые люди прошли в третий этаж, Сергей отправился искать барона, а Татьяна начала преображаться в Царевну, найдя разложенные на кровати платье и иные принадлежности в той комнате, куда ее проводили. На туалетном столике грудой лежали браслеты, жемчужные нити и золотая цепь. Но все это великолепие затмевал массивный венец, сплошь усыпанный самоцветами, которые сияли под колеблющимся пламенем свечей. Татьяна зажгла свет электрический и стала внимательно изучать украшение, едва сдвинув его с места. По ее наблюдениям и металл, и камни были настоящими, драгоценными. Она попробовала водрузить сооружение себе на голову, но поняла, что носить эту сказочную корону в обычной жизни невозможно, если не придерживать ее обеими руками. Тяжести та была неимоверной.
Раздался тихий стук в дверь, это вернулся куда-то отлучавшийся Сергей.
– Ну, что? Готовишься, сестренка?
– А как я все это сама надену, кто-нибудь подумал? – Таня начинала злиться. – Мне нужна хотя бы одна девушка. Изволь пригласить!
– Кхе-кхе! – Сергей слегка смутился. – А вот это вряд ли возможно… Ты уж разденься до панталончиков, сестренка. Белье-то остается твое, собственное, его снимать не нужно. А уж твоей горничной придется побыть мне самому.
Они с трудом одели Таню в тяжелое бархатное платье, потом последовали парчовая накидка, круглый царский ворот, шитый золотыми нитями, такие же манжеты… Сергей долго путался в многочисленных застежках. Таня даже вспотела, и, полностью облаченная, присела к столику остыть и успокоиться. То, что дома казалось развлечением, легким способом «ни за что» получить денег, оказывается, уже начинало требовать к себе внимания и терпения. Таня нанизывала на запястья многочисленные браслеты, когда в дверь постучали, но уже настойчивей и уверенней, чем ее брат. Сергей выглянул в коридор для объяснений.
– Позволите войти? – раздался приглушенный скрипучий голос. – Ах! Сию же минуту погасите верхний свет, молодые люди!
Корндорф вошел внутрь комнаты, прикрывая глаза ладонью. Верхнюю часть его головы скрывала маска с подобием клюва, и, видевший ранее его лицо открытым Сергей чуть не захихикал, подумав, что рельеф домино всего лишь утрированно повторяет черты собственной физиономии Модеста Карловича. Но он сдержался. И послушно погасил люстру. Барон оглядел все вокруг и протянул Сергею коробку и небольшой футляр.