Тут ее и приметил, будучи со смотром частей, генерал от инфантерии Удальцов, вдовец, и, говорили, обладатель огромного состояния, размеров которого точно назвать никто не мог, но судя по его особнякам и выездам, было оно ого-го. Он понаблюдал за тщательностью, с какой разглаживала складки на белье Гликерия, а особенно умилило его то, как она точно, до мельчайших крупинок разделила пайковой сахар на всех, кто в этот день числился в лазарете. Лет ему было уже под семьдесят, и он как раз собирался уходить на покой с царской службы. Двое взрослых сыновей его давно жили своими семьями, да и в других городах, и он сделал Гликерии Горбатовой неожиданное предложение. Вряд ли поводом к нему послужила надежда на любовные утехи, скорей он приглядел себе надежную хозяйку и сиделку на старость лет. Так и вышло.
Получив разрешение архиерея, «молодые» обвенчались и уехали на постоянное место жительства мужа в Нижний Новгород. Первые два года брака муж учил свою жену хозяйствовать в новых масштабах, и она была прилежной его послушницей. Увидев результаты, превосходящие его ожидания, генерал все движимое и недвижимое имущество перевел на свою благодарную ученицу: «Чтобы не намудрить туманящимся на старости рассудком чего-нибудь, а все в твоем светлом разумении чтобы было». После силы его стали слабнуть и последние пять лет жизни он провел в нежнейших заботах своей молодой жены и почил счастливый и умиротворенный, оставив ей все свое состояние.
После поминок вдова Гликерия Удальцова рассудила, что вступив во владение, она уже выполнила волю покойного мужа, и теперь может принимать любые решения – по велению своей души. Она предложила приехавшим на похороны его сыновьям на выбор – или пожизненное вспомоществование по двенадцати тысяч в год, либо единовременно по триста тысяч серебром. Кто сколько проживет – то только Господь ведает, и оба согласились на единовременные выплаты, занесли ее имя в семейные синодики и по гроб жизни молились об ее здравии.
Как иногда бывает, судьбы близких родственников следуют схожими маршрутами. Через месяц внезапно померла жена брата Осипа. Похоронив ее, он в кои веки вырвался из полка, и приехал к сестре с двумя предложениями: он, так и быть, возьмет на себя непосильную для женских плеч заботу об оставленном ей наследстве, а ее только просит исполнить чисто женское предназначение и взять на себя воспитание племянника. На второе она сразу согласилась, а от первого твердо отказалась. Наследство только ее и хозяйство вести она умеет сама. Точка. Осип Горбатов, на тот момент уже подполковник, был рад и этому, потому что ребенок на шее был немыслим при его «казарменной» жизни, а отказываться от этой, единственно милой его сердцу среды обитания, ему и в голову не приходило. Так к Удальцовой попал избалованный и не шибко сильный здоровьем шестилетний племянник Сергей.
Осип Горбатов, будучи до смерти жены примерным семьянином, в полковых увеселениях пикантного характера участия никогда не принимал, и представление о них имел почти детское. Овдовев, он начал приобщаться к ним, но как-то вовсе не охотно и не решительно. Получив очередное звание, праздновал он это событие широко, и, подвыпившие приятели как-то затащили его «к актёркам». На старости лет полковник взял и впервые влюбился как мальчишка в кудрявую певичку Ядвигу. Характер у той был легкий, но очень уж любвеобильный. Не желая делить свою пассию ни с кем другим, Осип решил на ней жениться. Все в полку отговаривали его и называли сумасшедшим. Но он уперся и настаивал на своем, считая, что поселив Ядвигу в своем доме, он вернет времена привычной семейной жизни, просто с другой женщиной.
Певичка осады не выдержала, сдалась, они поженились, но через два месяца молодая жена устала от домашней пасторали и заскучала. Вернувшись как-то в неурочный час, счастливый супруг застал у себя дома своего штабс-ротмистра, который аккомпанировал Ядвиге на фисгармонии, а та напевала какую-то арию. Всё бы ничего, и мужа можно было бы заболтать как всегда, но вот незадача – гость был без сапог. Ядвига подверглась домашнему аресту, что сталось со штабс-ротмистром нам неведомо, но все ключи от дома полковник Горбатов теперь держал постоянно при себе. Он делал вид, что в семье царят лад да любовь, супружница его страдала, но вынужденно играла отведенную ей роль.
Такое хрупкое равновесие продолжалось с полгода. Истерики и капризы изнемогающей в одиночестве Ядвиги сменялись бурными сценами примирения, и закономерно, что их результатом стала ее беременность. Надеясь, что таковое состояние остепенит супругу, Осип Иванович снял блокадное положение. Через неделю он застал свою жену в виде чересчур веселом, правда совершенно одну, но с початой бутылкой вина на прикроватном столике и почему-то двумя рюмками рядом с ней. Надо было что-то делать, чтобы обезопасить если уж не свое доброе имя, то хотя бы новую зародившуюся жизнь. Осип снова вспомнил про сестру и слезно умолял ее забрать от соблазнов подальше его непутевую супругу, хотя бы до срока родов. Гликерия, скрепя сердце, согласилась.