Наверное, она опрокинулась на спину. И, должно быть, кто-то упал ей на правую ногу, потому что она чувствует в верхней части бедра какое-то давление, будто поперек него лежит чье-то тело. Тяжелое, как мешок с цементом. А еще: из него капает. Как из баллона с водой, в котором есть протечка.
Софи пытается дотронуться до этого, но правая рука не слушается. Должно быть, она сломана.
Тот факт, что она сломала руку, совсем не радует Софи – ведь это означает, что ей придется много дней провести в больнице. А главное – они сообщат родителям. Софи так и представляет себе, как ее дурак-отец примчится в ярости, с глазами навыкате.
Что касается Людо, то здесь всё не так страшно. Сегодня им уж точно не встретиться, Софи это отлично понимает. Но, с другой стороны, он ведь и не знал, что она собиралась прийти… Хоть в этом ей повезло. Ладно, будем надеяться, что подарки судьбы, которые ждут ее впереди, не будут столь сомнительными. И более значительными.
Софи пробует ощупать свое правое бедро левой рукой. О, получилось! Вот джинсы, совершенно мокрые. Но ее никто не придавил и ничего не капает на нее сверху. Это она сама истекает кровью. Софи опускает руку чуть ниже. Джинсы, опять джинсы и… всё. Ноги нет.
У нее больше нет правой ноги.
Ей делается тошно.
Она сразу представляет, что скажут родители: «Конечно, шляешься где попало, и вот результат!»
Потом она думает о Людо. О его ласках.
Всё кончено. Никогда больше он не захочет к ней прикоснуться. Ну, может, только из жалости. А разве способен человек прожить всю жизнь с кем-то исключительно из жалости? Разумеется, нет.
Софи кричит.
Но крик не приносит ей облегчения. Она слишком слаба, чтобы плакать. К тому же, она вдруг ощущает страшную усталость. Это оттого, что она теряет кровь. Теряет жизнь.
Ей кажется, что темнота перестала быть такой плотной, будто в ночи забрезжил рассвет.
Внезапно Софи осознает, что умирает.
«Я умираю», – эта мысль возникает где-то на краю сознания, за гранью слез.
Затем ее накрывает широкое белое облако, и Софи едва успевает взмолиться: «Хоть бы я умерла!». И вняв ее просьбе, облако окутывает ее полностью.
***
Он шел по бесконечному, облицованному плиткой коридору, когда произошел взрыв. Все замерло. Мир остановился. Потом, несколько секунд спустя, раздались крики и люди бросились бежать. В двух направлениях. Некоторые, у которых любопытство возобладало над страхом, бежали вниз, навстречу ему; другие обгоняли его, стремясь поскорее достичь выхода, спастись. Но почти все действовали неосознанно, без всякой мысли, и напоминали обезглавленных кур, что бегают по двору фермы.
Вскоре рядом с ним не осталось никого. Тогда он вывернул свою куртку. Ему пришлось проявить чудеса скорости, потому что почти тут же появились какие-то двое, обезумевшие от страха и покрытые пылью. Они чуть не налетели на него, даже не заметив этого. Вот что важно: они его не заметили! Теперь он был высоким молодым человеком в черной куртке, и никто не сможет описать его приметы, если по невероятному стечению обстоятельств возникнет такая необходимость. Кто станет интересоваться неизвестным в черной куртке, который спокойно идет по коридору, тогда как преступление произошло там, в туннеле, и совершено оно, как предполагается, субъектом, одетым в ярко-желтое?
Все же следовало поспешить.
Он ускорил шаг. Если бы не полученные им точные инструкции, он предпочел бы воспользоваться большой лестницей, ведущей на открытое пространство. Вот он уже видит дневной свет, там, наверху. Наконец, он на поверхности. Вынырнуть из этой опасной глубины, где, возможно, еще остались свидетели.
Теперь он на залитой солнцем улице. Он идет, глубоко дыша, словно долгое время был лишен воздуха. Он счастлив. Счастлив, потому что горд. До сих пор у него было так мало поводов для гордости. И для счастья.
Здесь тоже со всех сторон раздаются крики. А подходя к кафе, где у него назначена встреча, он слышит первые сирены скорой помощи. И пожарные! И полиция! Кажется, в городские службы начали набирать ясновидящих: на подобные происшествия они прибывают теперь почти сразу. Но, тем не менее, всегда слишком поздно. Он улыбается.
Знали бы они…
Он чувствует себя сильным. Словно он только что выиграл в каком-то крутом спортивном соревновании. Или выдержал сложнейший экзамен. Он, который всегда и везде проигрывал.
Сейчас он должен встретиться с Полем, своим инструктором, чтобы отметить победу. В случае провала ему, несомненно, не предоставили бы второго шанса. Ему бы сухо дали понять, что на этом всё, что он может возвращаться к своей прежней убогой жизни без малейшей перспективы. Но теперь, после такого успеха! Париж в огне и в крови – и это только из-за него! Из-за него! Операция прошла просто отлично. Крики людей, сирены скорой помощи – тому доказательство. Уже неважно, сколько там будет жертв. Даже если одна или две – страх будет тот же. Люди больше не будут так беззаботно ходить по улицам. Ему удалось расшевелить Париж. Всю Францию! Целый мир, почему бы и нет? Он, он один! Ну, что ты теперь скажешь, папочка?
Он входит в кафе и останавливается на пороге. Он ищет взглядом Поля. До сих пор Поль был его единственным контактом в Организации. Он обнаруживает его почти сразу – Поль сидит за столиком в глубине зала, лицом к двери. Но он выжидает. Таков приказ. Если что-то пошло не так, если возникли какие-то опасные или просто тревожные обстоятельства, встреча не состоится. Но решает это только Поль.
Разумеется, «Поль» – это вымышленное имя. Он понятия не имеет, как его зовут на самом деле, но уж точно не Поль. «Для тебя я буду Поль», – объявил он при их первой встрече, той самой, которая все решила, пусть даже собственно подготовка началась намного позже, когда Поль наконец убедился, с кем он имеет дело.
Точно также, он ничего не знает ни о семье Поля, ни о его профессии, ни о чем бы то ни было еще. И ему, в общем, нравится эта секретность, таинственность. Разумеется, такая конспирация имеет конкретную причину – не дать обнаружить Организацию, раскрыть ее верхушку и тем самым уничтожить всю структуру. Но в то же время это так романтично. Этакий привкус опасности.
Иногда осторожность Поля доходит просто до смешного. Например, он постоянно прячет свою левую руку – держит ее под столом, убирает за спину, засовывает в карман. А все для того, чтобы никто не заметил, что на этой руке у него не хватает мизинца.
Но теперь, когда все так замечательно прошло – ни ареста, ни допросов… Полный успех. И точно, Поль делает ему знак подойти. Он идет, садится за столик Поля, напротив него – ну, то есть не совсем напротив, а так, чтобы не заслонять ему дверь. Поль улыбается своей обычной, немного печальной улыбкой.
– Ну, как?
Сирены скорой помощи уже сами по себе являются прекрасным ответом на его вопрос.
– Отлично.
Он произносит это слово каким-то новым голосом. Более уверенным. Это уже голос не новичка, а посвященного. То, что произошло, изменило его, он это просто физически ощущает. Он стал совершенно другим человеком.
– Они хотят тебя видеть, – говорит Поль хмуро. – Поздравляю. С тобой это произошло быстро.
Он опускает глаза. Поль выглядит немного грустным, словно ребенок, которого оставили без сладкого. А, может, так и есть? Несомненно, Совет Организации желает с ним встретиться, чтобы поручить ему другое задание, намного более опасное. Он заранее решил согласиться. Удача сама плывет ему в руки, надо только суметь ее схватить. Теперь он уже не может отступить, ему остается только идти до конца.
– Когда?
– Прямо сейчас.
А может, его хотят назначить инструктором? Это объяснило бы настроение Поля. Едва начав, его стажер тут же вышел из-под его опеки и стал ему равным. Или его конкурентом? А скоро и старшим над ним, кто знает? Он чувствует себя сильным. Все его мышцы играют. Он мог бы пробежать несколько часов подряд, не замечая усталости.
Поль поднимает глаза. На этот раз его лицо спокойное. Равнодушное. Или просто пустое? Во всяком случае, непроницаемое. У него крепкие нервы. Ну как им не восхищаться?