Однако самое пикантное в том, что эросцы были в своем праве. Будь они аккредитованными военными атташе, мы бы обязаны были их осведомлять, и куда более широко. Ибо мирный договор между нашими двумя домами пока длится.
Поскольку же кое-кто играл в куплю-продажу, сыграли и мы. Конфисковали товар (поэтому и прилагаем заверенную его опись), а также текущую выручку, не весьма жирную. Ты уж извини, но она пошла на пользу твоего дела: наше копировальное бюро авралило всю ночь, переснимая и перечерчивая ту часть законной вашей доли, которую вы пытались достать обходным путем. Говорят, за бугром есть такие копировальные машины ксероксы, которым спирт нужен исключительно для протирки узлов, ну а наши отечественные сканеры работают в гораздо менее экономичном режиме: валютное виски, джин или ром вовнутрь и домой в портфелях.
Вот, значит, теперь мы вам высылаем получившиеся чертежи. Буде же вы пожелаете, чтобы вам вернули электронику, медикаменты и модные тряпки (каюсь, мы не досмотрели, как Маллор-ини наложил на сие лапку, и очень увесистую), а также выдали информации на полную катушку — приезжайте официально. И по мере вашей возможности — поскорее, ибо наши благие обстоятельства могут измениться.
P.S. L'etat — s'est moi. Мир — тоже я. Пока еще.»
— И какого вы оба мнения? — спросил Таир-шах. — Стоит откликаться на зов?
— Мне — да. Между строк нам обещают большее и лучшее, чем на письме. Кроме того, я отвечаю за моих людей, — сердито ответил Стагир. — Коль уж они наследили, мне и подтирать.
— Ай-ай. Так отзываться о визите к прелестной даме! Я полагаю, мой батюшка старый шах, согласится, что она достойна большей чести. Поэтому посольство снова возглавляю лично я.
Бусина двадцатая. Альмандин
И опять танцевальный зал во Дворце Правительства, только это другой дворец, и уже не цветущие каштаны, а бледная осенняя медь вековых лип отражает свое подобие в гигантских зеркалах. Публика, как всегда, многочисленна, однако дам куда меньше, чем кавалеров в полувоенном и штатском неважного или слишком уж нарочито элегантного кроя.
На периферии танцевального круга прислонились к одной из колонн две фигуры в смокингах.
— Я был прав. Вам сюда ехать не следовало, — одними губами, но твердо сказал Стагир. — Мы не без оснований надеялись на прямой контакт с президентом, но он умер в самом начале переговоров. Бывает с застарелыми сердечниками, я согласен. Траур длился ровно неделю — и вот эти кяфиры позволяют себе веселиться и устраивать посланникам торжественные приемы, которых те вовсе не жаждут.
— Меня волнует иное, — в полный голос ответил Таир-шах. — Именно — здешние женщины, так красиво наряженные, с открытыми лицами и голыми плечами и грудью.
— Конечно. Нам они при случае помешают защищаться, а вот кое-кому другому стрелять в нас — нет.
Время от времени на отдаленном от них конце зала церемониймейстер выкликал имя, и новая персона во фраке, смокинге или мундире входила и раскланивалась.
— …Эль Кардинена… — объявил еле слышный бесстрастный голос.
Таир-шах отлепился от колонны. Она казалась моложе прежнего: округлилось лицо, манеры сделались гибче, изысканней. И платье было на ней удивительное. Узкое и длинное, как ваза, сплетенная из серебристого с чернью гипюра, сквозь прорези которой потаенно светилось нечто рыжевато-алое, подобно пламени под слоем углей и золы. Закрытое до кистей рук, на одной из которых — тяжелый перстень со щитом. Сердцевидный вырез на груди и рубиновая фероньера, свисающая из высокой прически на лоб, сообщали строгому, иконописному лицу удивительную нежность.
— Так и нацепила, даже не удосужилась переделать оправу, — язвительно прокомментировал Стагир.
— Ты про что? А, про мою подвеску.
Та-Эль посмотрела как бы сквозь них, с бесплотной любезностью в темно-серых глазах. Тотчас к ней подлетел Рони Ди, свой человек в окружении Марэма Гальдена, в отличном смокинге, который носил с грацией истинного вояки, и с кометной скоростью утащил вдаль.
— Грядут перемены. Как сплетничают, раньше она танцевала исключительно с полковником Нойи, — снова съязвил спутник Таир-шаха.
— Поменьше разноси сплетни, мой милый. Ты слишком проникся образом кавалерист-девицы, который внушил тебе Кумар. А она за это время выучилась наряжаться. И подавать тайные знаки мужчинам. Прикинь-ка: имея то усердие, которое понадобилось, чтобы сшить платье, подходящее к налобному украшению, можно было и сам рубин переоправить до неузнаваемости.