Если бы не его дар, он мог уже бы не одну дюжину раз погибнуть.
Он не видел ту арбалетную стрелу. Поскольку выстрел был направлен в его сердце, он почувствовал угрозу и необходимость предотвратить ее. Но одновременно он должен был еще и отразить атаку троих вражеских солдат, поэтому смог лишь изменить направление полета стрелы, не остановив ее.
Похоже, он уже тысячу раз прокручивал в памяти произошедшее, придумал огромное количество «возможно…» и «что если…», которые должны были по его мнению предотвратить то, что случилось. Да и, как сказала Никки, он не был неуязвим.
В какой-то момент вокруг неожиданно стало тише. Повторяемые эхом крики замирали. В туманном лесу снова стали слышны звуки дождя, падающего на густой навес листьев. Мир вокруг него был такой мирный и тихий, ему почти казалось, что он лишь вообразил себе те ужасные звуки.
Несмотря на усталость, Ричард не замедлял бега. На ходу он старался услышать хоть какие-то звуки, указывающие на присутствие людей, но слышал лишь собственное тяжелое дыхание, удары своего сердца, отдававшиеся в ушах и звуки его быстрых шагов. Иногда он слышал треск сломанных веток позади себя — это его спутники старались догнать его, но все еще двигались далеко позади. Это жуткое спокойствие пугало куда больше, чем те крики. Сначала это были лишь голоса воронов, постепенно сменявшиеся жуткими криками, какие издают живые существа в момент смерти. А затем крики животных переросли в человеческие вопли. А теперь вокруг стояла угрожающая тишина.
Ричард пробовал убедить себя, что крики только показались ему человеческими. После того как они прекратились, неестественная неподвижность пугала, заставляла его шею покрываться гусиной кожей.
Перед тем, как выйти из укрытия густых деревьев, Ричард, наконец, достал меч. Особый звук освобожденного лезвия нарушил тишину леса.
И немедленно горячий гнев меча проник в каждую часть его существа, смешиваясь с его собственным гневом. В который раз Ричард посвящал себя волшебству, которым он владел и от которого зависел.
Наполненный силой меча, он жаждал найти источник угрозы и положить ей конец.
Было время, когда опасение и неуверенность заставляли его сопротивляться силе, исходящей от древнего магического клинка, но он давно научился входить в экстаз ярости. Он научил этот магический гнев подчиняться своему желанию. Это была та сила, которую он и направил к своей цели.
В прошлом были те, кто жаждал власти меча, но в своей слепой жажде того, что принадлежало другим, они игнорировали те опасности, которые подстерегают при использовании такого оружия. Вместо того, чтобы стать властелинами магии, они становились рабами оружия, его гнева и их собственной неуемной жадности. Были и такие, кто использовал власть оружия во зло. Это не было ошибкой клинка. Использование меча для доброго или злого дела было сознательным выбором, сделанным владельцем меча, и вся ответственность лежала на нем.
Промчавшись через стену ветвей, кустов и виноградных лоз, Ричард остановился на краю поляны, где лежали павшие несколько дней назад солдаты. С мечом в руке, он глубоко вдохнул пахнувший смертью воздух, чтобы отдышаться.
Осмотрев причудливую картину, открывшуюся перед ним, он осознал весь ужас того, что увидел.
Всюду лежали мертвые вороны. Не просто убитые — разорванные на куски. Все смешалось — крылья, головы, куски тел. Перья, словно черный снег усыпали гниющие трупы.
В первый момент замерший, как от шока, Ричард уже знал, что он искал не это. Через поле сражения он устремился к просветам среди деревьев и к пригорку, туда, где его ждали люди Виктора.
Пока он бежал, гнев меча постепенно переходил в него, заставляя забыть, что он устал, задыхается, нездоров, и готовя его к битве. В этот момент единственным, что имело для Ричарда значение, было поскорее добраться до отряда, точнее отвести угрозу от своих людей.
В убийстве тех, кто служил злу, был безусловный восторг. Самым страшным злом было зло, рядящееся в одежды святости. И разрушение такого зла было праздником, победой жизни, уничтожение тех, чье существование отрицало жизнь других, не разделявших такие взгляды.
Обязательным требованием для использования Меча Истины был гнев. Гнев притуплял ужас перед убийством, помогал преодолеть естественной нежелание убивать, оставляя лишь чистую необходимость совершить истинное правосудие.
Первым, что привлекло внимание Ричарда, когда он выбежал из густого березняка, был клен, под которым остался ждать отряд. На нижних ветках совсем не было листьев, словно через лес пронесся ураган. Там, где недавно росли молодые деревца, теперь остались только покореженные пеньки. Толстые ветви, влажные листья и сосновая хвоя были разбросаны вокруг. Огромные зубчатые осколки стволов деревьев торчали вверх как копья на поле боя.
Ричард не сразу уловил смысл картины, представшей его глазам на месте огромного кленового дерева. То, что было окрашено во все оттенки зеленого цвета, то ли пыльно-зеленое, желтоватое или богатого изумрудного оттенка, теперь все это было покрыто кроваво-красным.
Ричард стоял, задыхаясь, пытаясь успокоить бешеный стук сердца, стараясь определить, что произошло. Он всматривался в сумрак леса, ища там любое движение. Одновременно он изо всех сил пытался разобраться в том хаосе, который он видел перед собой.
Кара выскользнула из леса и встала слева от него готовая к борьбе. Минуту спустя Виктор остановился справа с напряженно зажатой в кулаке булавой. Никки бежала сзади, на первый взгляд она не была вооружена, но Ричард ясно ощущал, как воздух вокруг нее словно потрескивает от ее магической силы, готовой в любой момент быть выпущенной на свободу.
— Милосердные духи, — шептал кузнец. Его булава с шестью шипами, смертельное оружие, которое он сделал собственными руками, приподнялась в его руке, когда он осторожно двинулся вперед.
Ричард своим мечом преградил ему дорогу, запрещая двигаться дальше. Ощутив грудью лезвие меча, кузнец неохотно остановился, подчиняясь молчаливому приказу.
Картина, поначалу сбившая их с толку, наконец, стала невероятно отчетливой. Человеческая рука, все еще покрытая коричневой фланелью рубашки, лежит в зарослях папоротника у ног Ричарда. Чуть поодаль стоит ботинок с торчащим из него зазубренным обломком кости, разорванными сухожилиями и мышцами. В зарослях кизила чуть в стороне лежит часть туловища, сквозь разорванную плоть видны часть позвоночника и белые кости ребер. В том месте, где они в последний раз видели сидящих товарищей, разбросаны розовые ошметки внутренностей. Рваные куски волос и кожи усеяли камни, траву и кусты вокруг.
Ричард не мог даже представить, какая сила могла привести к такому отвратительному результату.
Догадка была как удар. Он через плечо оглянулся на Никки.
— Сестры Тьмы?
Никки медленно кивнула головой, осматривая место резни.
— Узнаю некоторые признаки. Это один из способов, которым они убивают.
Ричард не знал, успокаивает эта новость или нет.
Медленно, осторожно он шагнул вперед посреди все еще истекающих кровью останков. Это не было похоже на сражение; не было следов от ударов мечей или топоров, ни одна стрела, ни одно копье не отмечали поле битвы. Ни одна часть тела, ни один искореженный мускул не были сокращены. Каждый кусок выглядел так, словно был просто оторван от целого, к которому принадлежал.
Вид был столь ужасающий, столь непостижимый, что не вызывал даже отвращения. Ричард пытался осмыслить, как возможно такое опустошение — не только людей, но и места, где они были. Сквозь кипение магического гнева меча он чувствовал мучительное горе, но если остановить гнев было в его власти, то горе он остановить был не в состоянии. И он знал, что горе это будет только расти. Но прямо сейчас он ничего не хотел так, как настигнуть того — или то — кто совершил все это.