— Но крестьяне не вернут нам землю, — как бы вскользь заметил капитан.
— Нет, вернут и даже с лихвой. Народ уже убедился, что как без хозяина не может быть порядка в доме, так без помещика не может быть порядка в стране.
— Но массы проникнуты вредной идеей красной, что народ сам себе хозяин.
— Не может быть. Я в это не верю. Посмотрите на настроение казачества, и вы убедитесь в обратном.
— Да… — неопределенно протянул Сергеев.
— Идея хороша, когда за ней стоит реальная вооруженная сила, — добавил Веселицкий. — Вспомните движение магометанства, христианства или хотя бы движение большевиков.
— Конечно, но за нашей идеей движется несметная казачья сила. Я, разумеется, стою за беспощадное подавление большевиков, но наряду с этим за пропаганду нашей идеи, в противовес красной, все разрушающей.
Сергееву стало скучно от этих рассуждений казачьего атамана.
— Мне нужно спешить, Юрий Дмитриевич, — сказал он. — Боюсь запоздать. Как-нибудь встретимся, когда победим врагов. Тогда потолкуем обо всем.
— Нет, без ужина я вас не отпущу. Идемте в столовую.
Штаб воронинской армии Сергеев нагнал в ту же ночь на полустанке. Эшелоны, битком набитые вооруженными солдатами, гуськом ползли один за другим.
«Воронин сдержал свое слово, фронт красных прорван», — ликовал Сергеев.
Разыскав штабной вагон, он тут же потребовал к себе командующего армией. Воронин чрезвычайно обрадовался, когда увидел его. Крепко пожав руку Сергееву, он тут же потащил его в свое купе.
— Отлично, что явились. Нужно посоветоваться.
— А в чем дело?
— В солдатских и казачьих кругах идет большевистское брожение. Хотя большинство и подчиняется мне пока, не верят, что я повернул против советов. Но как только узнают, мне не сдобровать.
— Пустяки.
— Нет, сегодня группа солдат чуть было не убила меня. С трудом спасся.
— Нам важно приблизить эшелоны к Терской западне. А там вы можете бежать на Ставрополь к нашим. У вас есть автомобиль?
— Да.
— Вот и отлично. Там великолепная дорога.
— Когда прибудете на место?
— Послезавтра рано утром.
— Как раз день восстания наших сил. Но в Ставрополе, кажется, задержится восстание. Там слабо.
— Давайте, выпьем.
— Нет, я спешу. У меня вопрос. Известная часть верных вам все-таки останется с вами?
— Только штаб, полковник.
— Отлично. Вот вам приказ из штаба и две инструкции. Вы назначаетесь начальником Ставропольского округа. Как только прибудете на место, примите под свое командование сто двенадцать бойцов, устраивайте восстание. Разверните мобилизацию. Сформируйте дивизию вашего имени.
— Я счастлив, если на это воля верховного штаба.
— Конечно. Все подробности вы найдете в инструкции. Ну, прощайте, я спешу.
— Одну минутку. Во время ареста комиссии ревкома я одного застрелил, но одного арестовал. Что с ним делать?
— Расстрелять. Кстати, покажите его мне.
— Сейчас.
Вскоре правели в купе измученного, с всклокоченной бородой Нефедова.
— Как? — вскричал изумленный Сергеев. — Унтер-офицер Нефедов, старый царский служака — и большевик?
— Вольноопределяющийся Сергеев! — воскликнул не менее пораженный Нефедов.
— Не вольноопределяющийся, а полковник и ваше высокородие.
Губы Нефедова скривились в усмешку.
— Что-то уж больно скоро вырос в высокие. Не слететь бы с высоты, — сказал он.
— Ты смеешь дерзить, негодяй?
— От негодяя слышу.
— Определенный большевик, — развел руками Воронин.
— Нечего с ним возиться. Расстрелять прохвоста.
— От прохвоста слышу, — с тем же невозмутимым лицом огрызнулся Нефедов.
Взбешенный Сергеев подбежал к связанному по рукам человеку. В кровь избил его лицо.
— Расстрелять, — снова крикнул он Воронину.
— Под утро расстреляем, полковник.
Нефедова в полубесчувственном состоянии вынесли из купе, а Сергеев, попрощавшись с Ворониным, тут же сел на лошадь и поскакал прочь. Утром он был уже в штабе Добрармии. Баратова встретила его с восторженной улыбкой.