— Позволь, мой милый, мне первой поздравить тебя.
— С чем, Ира?
— С повышением. Ты теперь генерал-майор.
— Радости Сергеева не было границ.
— Какая блестящая карьера, — громко сказал он. — В несколько месяцев от поручика — к генералу. Ирка, ты принесла мне счастье. Дай, я тебя поцелую.
Для ревкома четверг был полон неожиданностей.
Этот день, как две капли воды, был похож на предыдущие дни. Так же с утра жарило землю пылкое солнце, так же к вечеру заволоклось небо оранжевыми стадами туч и полил дождь. Но буря событий разыгралась не на шутку.
Началось с того, что утром штаб всех фронтов округа вдруг потерял связь с отрядами. Выяснилось, что испорчены провода телеграфа. Почти в то же время за городом загремела артиллерия. Оказалось, наступают белогвардейцы. Ни ревком, ни штаб не могли догадаться, откуда вдруг в черте города появился враг. В час мобилизовались все силы. У города развернулся фронт.
Недоумение ревкома рассеялось только после полудня, когда напряжение боя дошло до высшей точки. В ревком примчался бежавший из воронинской армии большевик и сообщил об измене и предательском отступлении командующего армией.
Пытались тут же восстановить связь с ратамоновским отрядом, но безуспешно. Город уже был окружен сплошным кольцом восставших.
По радио сообщили в центр и в штаб восточной группы действующей Красной армии. Через три часа был получен ответ:
Вы отрезаны. Белые банды обошли с фланга весь округ, прорывайтесь. Спасайте ценности. Отступайте немедленно к Ф. для соединения с Красной армией.
Проверив радиотелеграммы еще раз, штаб и ревком отдали приказ о срочном отступлении. Денежный запас банков и казначейства спешно погрузили на автомобиля и вывезли за город по дороге в Ф. Тем временем враги повыползали уже из всех щелей. По городу гремела стрельба из окон, за которыми прятались недруги. Полноянов и Драгин спешно выехали на фронт. Но навстречу им, у городской черты, мчались отряды казаков, во главе с офицерами в погонах. Повернув лошадей обратно, они поскакали вслед за отступающими красными частями, но и этот путь был уже отрезан враждебной кавалерией.
Тогда они бросили лошадей и, прячась за деревья и припадая к заборам, пробежали так с полгорода. Вот и фабричная окраина.
— Спрячемся у ребят, — сказал Драгин тяжело дыша. — Ночью или улепетнем в горы или останемся, для того чтобы развернуть подпольную работу. Там будет видней.
— Иного не придумать, — согласился с ним Полноянов. — Какие мы дураки были… Кому доверяли… Отныне нет офицера в нашей армии без комиссара большевика.
А над городом уже звенели колокольные перезвоны. Сердито гудели железные басы, задорными трелями рассыпались в мокром от дождя воздухе колокольчики.
Прекратилась стрельба.
Вторые сутки чувствовал Нефедов слабость, общую ломоту в мышцах и жар. Когда его, истерзанного побоями, вновь усадили под замок, это мучительное состояние, казалось, оставило его. Избитое, в ссадинах, лицо его, с взъерошенной, политой кровью бородой, горело непреклонной решимостью.
Как только поездной состав, в котором находился он, помчался в дальнейший путь, он встал на сиденье, оперся спиной о стенку и вышиб сапогом стекло. Постояв неподвижно с минуту и удостоверившись, что на звон стекла никто не обратил внимания, он попробовал осколком, торчащим в раме, перерезать свои путы. Но острое стекло, только ранило руку и при сильном нажиме крошилось. Тогда Нефедов, став попрежнему, сапогом начисто освободил раму от остатков стекла. Поезд шел. Нефедов напряженно вслушивался в шум за дверьми.
Для себя он твердо решил или спастись, выпрыгнув у остановки в окно, или же, если за ним явятся до остановки, как это часто бывало, самому броситься в объятия смерти.
Медленно шло время. Напряженное сознание его все превратилось в слух. Вот поезд замедлил свой полет. Раздельно защелкали колеса о рельсы. Загремели стрелки. Мимо окна замелькали станционные сигнальные цветные фонари. Нефедов, высунувшись ногами в окно, каким-то чудом сидел на раме, сохраняя равновесие.
Поезд почти остановился. Глубоко вздохнув, он с силой оттолкнулся ногами от стенки вагона и выпал на рельсы. Сила падения оглушила его. Железо рельс, казалось, раздробило ему все кости. Уже поезд прошел вперед, а он все еще не был в силах подняться на ноги.
Но чуткое ухо его уловило дрожание земли и шпал. Мелькнула мысль — встречный поезд. Напрягая все свои силы, Нефедов с трудом перевалил свое тело за рельсы, попав там в грязную сточную канаву. Тут же над ним зарокотал колесами быстрый поезд.