Вышагивая рядом с Мефодием, Марсель думал о том, что пора бы уже вымостить камнем отдельную дорогу от его дома к избе Михайло — настолько часто им приходилось пересекаться по внутренним делам селища. Знакомые, которых он встречал по пути, приветливо махали руками. Что ни говори, а его здесь если и не особо уважали, то уж точно любили. Историк довольно быстро привык к такому положению вещей, хотя оно в какой-то мере было для него новым. В прежней жизни его уважали за профессиональные навыки и статус, но любили ли? Вряд ли.
— Здравствуй, Баламошка!
— Как дела, Баламошка?
— Давно не заглядывал к нам, Баламошка!
— У меня медовуха созрела, Баламошка!
Марсель кивал всем направо и налево, улыбаясь совершенно искренне. Неожиданно для самого себя он нашел свое место именно здесь. Если отбросить в сторону всякие мелочи типа порядком доставшего ему прозвища, отсутствия водопровода и прочей ерунды, то он мог сказать с уверенностью, что был в целом счастлив.
Подойдя к воротам центрального здания, он увидел Курьяна, уже поджидавшего его, всем видом демонстрируя недовольство.
— Что? — вместо приветствия спросил Марсель, считавший здоровяка другом и поэтому предпочитавший не допускать недомолвок.
— Вы посмотрите на него, люди добрые! — Мужик обратился к воображаемой аудитории и, прищурившись, смерил собеседника сердитым взглядом: — Еще спрашиваешь?
— Не понимаю, о чем ты.
— А с урумом кто собрался без меня задружиться? Не стыдно? Я-то, дурак, всюду его за собой таскаю. Если что любопытное происходит — сразу за ним бегу. А он? Тьфу, одним словом.
— Во-первых, не с урумом, а с греком, — начал историк, но Курьян его перебил:
— А по мне хоть мавром его назови, а все равно обидно и не по-людски.
— Во-вторых, — Марсель не обратил на это замечание никакого внимания, — я сам только что узнал о нем вот от него.
Мефодий, на которого теперь смотрели две пары глаз, растерянно развел руками:
— Чего? Меня Михайло послал, велел Баламошку привести. О тебе, Курьян, ничего сказано не было.
— Ах, вот оно что. — Лицо мужика вытянулось, и он с извиняющимся видом взглянул на друга. — Ну, не сердись, поторопился.
— Ладно, — кивнул Марсель. — Пойдем, что ли, узнаем, чего там наш староста задумал.
Оказавшись в избе, мужики увидели Михайло, который с важным видом располагался на лавке, а вокруг него, подперев подбородок руками, восседали самые опытные и уважаемые жители селища. Картина маслом, усмехнулся про себя Марсель, здесь письмо турецкому султану сочиняется, не меньше.
— Здорово. — Он поприветствовал присутствующих и обратился к хозяину: — Что нового, Михайло? Вижу, дело важное.
— Ох и не говори, — тяжело вздохнул староста, приглашая гостей присесть. — Как снег на голову этот грек свалился.
— Кто таков?
— Да кто его разберет. Вчера дружинник от самого князя прискакал, говорит, мол, делай что хочешь, а чтобы посланник этот доволен остался.
— А что ж он в Витачове не переночует? Там вроде и условия получше, да и стены как-никак имеются.
— Все это так, но ты же знаешь тамошнего воеводу. Самодур знатный. К тому же очень нетерпим ко всяким иноверцам.
— А грек этот?..
— Он самый и есть. Дружинник тот мне по секрету сказал, что он нашего князя будет склонять в свою веру. А ты Владимира знаешь — он в последнее время сам не свой, все старается выше головы прыгнуть и всех под себя подмять.
— Не слышал.
— Ну, как же. Истуканов понаставил в Киеве. Перун теперь у него главный самый. Голова серебряная, а усы — из чистого золота. Я сам не видел, но люди так рассказывают. Я против Перуна, конечно, ничего не имею — он бог сильный, уважаемый, но нехорошо его выше самого Рода ставить. Только это между нами.
— Да, конечно… Постой. Так Владимир, говоришь, реформу провел? А какой у нас нынче год?
— Да вроде вчера еще был…
— Да, знаю, шесть тысяч четыреста девяносто шестой. Значит…
Прикинув в уме разницу, он присвистнул:
— Эге, брат, да у нас здесь намечается кое-что интересное.
— Что? — насторожился Михайло.
— Да так, — неопределенно махнул рукой Марсель. — На твоем месте я бы не стал сильно беспокоиться о том, угодишь ли ты страннику этому или нет. У него совсем другие цели и задачи. Обеспечь ему хороший стол и мягкую постель, этого будет вполне достаточно.
— А беседы?
— Ну а беседы — это уже мое дело. Когда, говоришь, прибудет твой грек?
— На закате обещался.
— Кириллом зовут?
— Кажется, так. А ты откуда знаешь?