— Кто вам это сказал? — он так вздрогнул, словно невидимый великан тряхнул его за шиворот.
— Вы сами только что говорили. С первой женой вы разошлись потому, что у нее не было детей…
— Это тоже я сказал только что? — Великан продолжал трясти Иродиона Менабде, и слова срывались с его непослушных губ против его воли.
— Потом вы сблизились с Этер Муджири, своей соседкой, собирались на ней жениться, но в решающий момент раздумали: она была в разводе и за три года жизни с мужем…
— Ясно! Это все она наболтала.
— А вы мечтали о наследнике и не хотели бездетную жену…
— Доложила, со всеми подробностями!..
— …И вы женились на Маке Хергиани. Правда, у нее был ребенок, но это ли не гарантия, что она и вам родит наследника…
Я хотел было продолжить, но передумал. Еще представится случай, тем более, что моя версия не содержала ничего приятного для слуха Иродиона Менабде: шло время, а Мака все не беременела. Тогда Иродиона охватило сильнейшее подозрение, которое, к ужасу его, подтвердили врачи. Жены, ни первая, ни вторая, не были виноваты в его несчастье — бесплодным был он сам. Теперь не оставалось ни сомнений, ни надежд. Примириться с этим было трудно. Как? И за что?! Такая несправедливость, такая суровая кара! Когда у всякого проходимца, ничтожества есть дети, он, человек обеспеченный, солидный, неглупый, обречен на оскорбительное бесплодие.
И гнев обиженного судьбой Иродиона Менабде обрушился на пасынка, самое существование которого он воспринимал как напоминание о собственном бессилии…
— На что это похоже! — поднял голову Менабде. — Мальчику угрожает смерть, а вы… вы терзаете родителей, как будто нам своего горя мало. Можно подумать, что вы только и ждали этого, чтобы накинуться на меня, когда я убит горем, подавлен…
Я насторожился:
— Говорите яснее. Чего я ждал?
— Ну, этого… — он замялся, и я не углядел, как втекло и побледнело его большое мясистое лицо.
— Как раз меня интересует, что вы под этим словом подразумеваете. Чего «этого» я, по-вашему, ждал?
Он смотрел на меня растерянно и ненавидяще, и растерянность постепенно вытеснила злобу с его лица.
— Я, между прочим, не на допрос явился, — наконец выговорил он. — И не собираюсь отвечать на глупые вопросы. Должен заметить, что подобным образом вы не то что преступника, но и мальчишку, стащившего варенье, не заставите признаться. Лучше не перебивайте, дайте договорить… Я удивляюсь, как вам позволяют таскать в прокуратуру родителей, когда ребенок — на пороге смерти. Это и есть ваши гуманные законы?
— Вас никто, кстати, никуда не таскал, вы сами пришли. Я вас вызывать не собирался и супругу вашу пока тревожить не хочу.
В это время отворилась дверь кабинета, и вошел Леван Андриадзе. Он сначала внимательно поглядел на меня и, убедившись, что я — тот, кого он ищет, пошел к столу шаркающей старческой походкой.
— Я вот зачем пришел, — он показал рукой, что я могу садиться. — Вспомнил интересный эпизод из нашей истории. Когда-то царица Тамар обратилась к святейшему синоду — а в те времена правосудие вершила церковь, — со следующими словами: «Восстановите справедливость, защитите истину, отлучите неправедных и греховных, опросите каждого. И начните с меня…» — Леван Андриадзе торжественно поднял указательный палец. — Слышишь, сынок? «Начните с меня, и пусть не сокроет от вас истины ни слава и богатство власть имущих, ни бедность и бесправие нищих». Ты понял меня?
— Понял. Отлично сказано.
— Мы все равны перед законом: царица Тамар, министры, ты и я. Вот так-то. Иначе не может быть никакого правосудия. Извините, что помешал, — старик поклонился в сторону Иродиона Менабде и пошел к выходу. Я проводил его и подумал, что Леван Андриадзе так и не дождался, пока прокурор освободится и отвезет его на своей машине.
Когда я вернулся в кабинет, Менабде все еще сидел у стола.
— Покажите мне донос Этер Муджири, — протянул он руку жестом требовательным и одновременно просительным.
— Никакого доноса нету. Есть протокол — мы записывали с ее слов.
— Назовем это протоколом, дайте мне прочесть. Должен же я знать, что она там наболтала.
— В свое время узнаете. А возможно, мне и не придется вас вызывать.
— Я в этом уверен, но мне просто интересно, в чем меня обвиняют.
— Гражданка Муджири ни в чем вас не обвиняет, она рассказала только то, что видела и слышала.
— Вы уверены, что все это она видела и слышала?
— Я проверяю факты.
— Ну-ну, действуйте. А сами-то вы что вменяете мне в вину?