Все, что оставалось делать Кристоферу, это с трудом запихивать в себя отвратительный желтый заварной крем с изредка встречающимися кусочками чего-то непонятного, пока она повествовала о недавно виденном в госпитале больном с раком носа.
— Все это прекрасно, моя дорогая, — наконец прервал ее муж. — Не следует давать нашему гостю представление о том, что наше основное внимание уделяется в основном физическим заболеваниям этих несчастных. Мы оставляем это тем, кто занимается этим профессионально. И я уверяю вас, Кристофер, — я ведь могу называть вас по имени, не правда ли? — что какими бы ужасными ни были болезни, поражающие плоть Индии, они ничто по сравнению с духовными заболеваниями, мучающими душу этой страны. В стране орудует сам сатана, таща этих несчастных людей в ад поколение за поколением. Мы делаем то немногое, что можем сделать, но это неравная схватка.
И он продолжал развивать тему, детально описывая то, что он считал главными ужасами Индии и ее идолопоклоннической веры. Индуистов он осудил за то, что они поклоняются множеству богов, мусульман за то, что они молятся не тому богу. Йоги оказались шарлатанами, а суфи — фальшивками, потому что, по определению Карпентера, духовность не может существовать без Бога — а бог Джона Карпентера был белокожим пресвитерианцем. Кристофер решил, что спорить не имеет смысла. Сам он толком ни во что не верил и потому не стал защищать веры других.
Только в конце вечера Кристофер начал понимать, что Карпентер ведет с ним тщательно продуманную игру. Он не был дураком с безнадежно устаревшими и эксцентричными взглядами на религию, исповедуемыми за пределами его дома, не был он и глупым ханжой, бубнящим о своих собственных навязчивых идеях, — он был умным человеком, играющим свою роль.
Кристофер вспомнил их утреннюю встречу, когда Карпентер снял очки и на мгновение показал свое настоящее лицо. Теперь, когда миссионер и его жена по очереди разглагольствовали о болезнях и разложении духа, он время от времени ловил потаенные взгляды, которые бросал на него Карпентер, — то ли иронические, то ли насмешливые, то ли злобные.
— Скажите мне, Кристофер, — попросил он, когда после еды подали слабый чай, — как часто вы бывали в Калимпонге?
— Я часто бывал здесь еще ребенком. Мой отец работал неподалеку отсюда.
— Он тоже был бизнесменом, не правда ли?
— Да, он... он торговал чаем.
Миссионер посмотрел на Кристофера поверх чашки.
— А вы? Чем вы торгуете?
— Разными вещами. За свою жизнь я занимался самыми разными вещами.
— А мне вы кажетесь образованным человеком. Вы больше похожи на человека, который может сделать карьеру в области внешней или внутренней политики. Вы совсем не похожи на мелкого торговца. Пожалуйста, не принимайте мои слова за попытку обидеть вас.
— Никаких обид. Я сам решил заняться бизнесом. Но, возможно, что другая карьера подошла бы мне больше. Последнее время дела идут не очень хорошо.
— И сейчас вы живете в Англии, да?
Карпентер допрашивал его, скрытно, но тщательно.
— Да. Моя жена и сын уехали туда, когда началась война. В прошлом году я вернулся к ним, но Элизабет вскоре после этого умерла. Я решил остаться с Уильямом.
— Понимаю. Что вы делали во время войны? Насколько я понял, вы находились в Индии?
— Я был поставщиком армии. Зерно, фураж для скота, рис: все, что было нужно. За какое-то время я заработал небольшую сумму. Но явно недостаточную.
— Кто может ненавидеть вас настолько, чтобы похитить вашего сына? Кого вы подозреваете? Почему вы приехали искать его в Индию? В Калимпонг?
Кристофер почувствовал в вопросах Карпентера нечто большее, чем любопытство. Миссионера что-то беспокоило. Он не поверил выдуманной Кристофером легенде. Но важно было другое: он что-то скрывал и хотел вызнать все, что знает Кристофер.
— Мне посоветовали не говорить об этом, — заметил Кристофер.
— Кто посоветовал вам? Полиция?
— Да. Полиция.
— Это они доставили вас сюда на биплане? Извините, если я задаю слишком много вопросов. Просто меня удивляет, что у такого человека, как вы, оказалось достаточно связей, чтобы прилететь сюда. Просто для того, чтобы найти ребенка, насколько дорог бы он вам ни был. Обычно власти не столь сострадательны.
Кристофер решил, что пора уходить.
— Мистер Карпентер, я благодарен вам и вашей жене за прекрасный вечер. Мне доставили удовольствие и ужин, и наша беседа. — Он повернулся к жене Карпентера. — Миссис Карпентер, пожалуйста, примите мою благодарность. Вы очень радушная хозяйка. А теперь, боюсь, что мне пора идти. Я все еще чувствую себя усталым после дороги, и, боюсь, что покажусь вам утомительным, если задержусь в вашем доме, тем более что у вас тоже есть свои дела.
— Конечно, конечно. Мы даже не подумали об этом, заставляя вас участвовать в беседе. — Мойра Карпентер поднялась из-за стола, муж последовал ее примеру.
— Если это не слишком вас утомит, мистер Уайлэм, — сказал миссионер, — я бы хотел показать вам крыло здания, где живут мальчики. Дети сейчас спят, но я бы очень хотел, чтобы вы зашли посмотреть на них, прежде чем уйдете.
Идти пришлось недалеко. Закрытая зеленой занавесью дверь вела в короткий коридор, который, в свою очередь, вел к большой спальне, залитой лунным светом. На выстроенных в ровные ряды кроватях, словно пациенты в больнице, спали дети; стояла тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием. Карпентер шел между кроватей с затемненной лампой, показывая Кристоферу спящих мальчиков так, словно он был хранителем музея восковых фигур, демонстрирующим посетителю свои экспонаты. На узких кроватях, свернувшись под тонкими одеялами, дети жадно смотрели сны.
Кристофер задумался, почему Карпентер привел его сюда. Для того, чтобы расположить его к себе, чтобы сгладить впечатление от резкого поведения Карпентера во время их первой встречи? Глядя на спящих детей, он задал себе вопрос, был ли здесь Уильям. Могло ли такое быть? Может, именно поэтому так нервничал Карпентер, может, поэтому задавал так много вопросов? Но он сразу отбросил эту мысль как смехотворную.
Карпентер проводил его до двери, продолжая осыпать выражениями сочувствия, словно конфетти. Приют спал. Кристофер представил, как спят девочки, в чьи сны наведываются темные боги и богини, черная Кали, пляшущая на окровавленных телах своих жертв, Шива с залитыми кровью руками, разрушающий вселенную. Или им снились живущие в горах каннибалы, поедающие плоть английских детей? И если так, то что это значило для них?