— Я пойду вперед, — прошептал Кристофер. — Затем Уильям, затем повелитель Самдап. Затем Чиндамани. Каждый понесет по лампе, и если у кого-то лампа потухнет, он должен немедленно об этом сказать, и мы снова зажжем ее. Старайтесь не шуметь. И захлопните за нами люк.
Опустив в дыру лампу — большую лампу, которую Чиндамани нашла сбоку от алтаря — Кристофер различил первые ступени деревянной лестницы.
Они медленно начали спускаться. Спустившись, они оказались на три метра под полом гон-канга. Когда Кристофер, Уильям и Самдап оказались внизу, Чиндамани сбросила им свою поклажу и опустила люк.
Царила полная темнота, превратившаяся в нечто материальное, нечто большее, чем отсутствие света. Казалось, тьма живет, дышит и с каждой минутой становится все сильнее. Тьма поглощала свет ламп, делая его слабым и несущественным. Свет окружал их тусклым ореолом, изрезанным и разрушенным тьмой. Они оказались в маленькой душной комнатке — примерно пять метров на три метра. Кристофер различил силуэты лакированных сундуков и коробок. Рядом с ними стоял огромный, инкрустированный драгоценными камнями трон. Он шагнул к большому ящику, украшенному орнаментом с изображением ярко-красных пионов, и поднял крышку. На мгновение ему показалось, что отбрасываемый лампой свет разлетелся на тысячу осколков. В сундуке лежали рубины, изумруды, бриллианты и аметисты — с такой обыденностью, словно это была галька с пляжа Брайтона.
Кристофер зачерпнул пригоршню камней и растопырил пальцы, чтоб они просочились обратно. Они были холодными на ощупь и странно легкими, словно вся их материальность заключалась в цвете и яркости. Цвета менялись и разлетались в разные стороны, как колибри на лесной поляне, внезапно оказывающиеся на пути солнечного луча.
Он взял еще пригоршню. Для путешествия им понадобятся деньги. А после окончания путешествия деньги понадобятся для того, чтобы обеспечить Чиндамани и мальчика. Снаружи, в том мире, который Кристофер считал реальным, быть представительницей богини или воплощением Майдари Будды не значило абсолютно ничего.
— Ты голоден? — Это был голос стоявшего рядом Самдапа.
Кристофер покачал головой.
— Нет, мой повелитель, — ответил он.
— Ты испытываешь жажду?
— Нет.
— Тогда они тебе не нужны. В наших сумках есть еда: мы не умрем с голоду. Снаружи есть снег: мы не умрем от жажды. Если ты возьмешь их, они станут тяжелой ношей, более тяжелой, чем весь монастырь Дорже-Ла.
Кристофер снова растопырил пальцы, и камни один за другим попадали обратно в ящик. Теперь, по какай-то непонятной для него причине, они стали казаться ему тривиальными, словно это были разноцветные кусочки теста или красные и зеленые леденцы, которые он увидел глазами голодного ребенка. Он захлопнул крышку и снова поднял лампу.
На стенах словно ожили покрывшие их рисунки: среди привычных богов и демонов были ярко раскрашенные мандалы и амулеты в форме цветков лотоса, покрытые изящными буквами. Через определенные интервалы висели маленькие квадратные флажки с изображением крылатого коня, несущего на спине загадочный драгоценный камень; флажки выцвели, обтрепались, покрылись пылью. Повсюду висели толстые паутины, некоторые из них были древними и обтрепанными, как молитвенные флажки, некоторые были свежими.
Они напрягли слух, стараясь разобрать, нет ли здесь кого-нибудь или чего-нибудь живого, но ничего не услышали. Кристофер начал думать, что все разговоры о страже вряд ли были чем-то большим, чем попыткой отпугнуть потенциальных воров. Но если это так, почему история держалась в таком секрете?
Напротив двери, через которую они вошли в комнату, был вход в широкий туннель. Очевидно, им давно не пользовались: он был почти полностью затянут толстой и пыльной паутиной.
— По крайней мере, — прошептал Кристофер, — нам не надо ломать голову над тем, куда идти.
Взяв в руки короткий меч, он смахнул паутину: она провисла, открывая им проход.
Кристофер вошел первым, держа в левой руке лампу, которую он вытягивал перед собой, а в правой руке зажал меч, готовясь нанести удар, как только заметит любые признаки жизни. В груди гулко стучало сердце: ему казалось, что стук подхватывает эхо, отлетая рикошетом от стен туннеля. Неприятный запах все время усиливался.
Проход был недостаточно высоким, и Кристоферу пришлось пригнуться, но он не был и достаточно широк, чтобы спокойно пройти сквозь него. Он был уверен, что они уже выходят за пределы монастыря. Здесь было холоднее, чем в других ходах, которые они использовали после того, как покинули комнату Чиндамани. Холод был ледяным, хотя казалось, что сквозь стены просачивается немного остаточного тепла. Это был какой-то зловонный, неприятный холод, сырой и резкий, и возникало ощущение, словно вот уже много веков ничто живое не дышало этим воздухом.
Нога Кристофера коснулась чего-то твердого и вместе с тем хрупкого. Он медленно опустил лампу, стараясь повернуть ее так, чтобы она осветила землю перед ним.
Сначала он не мог понять, что это. Это походило на узел тряпья — он был примерно полтора метра длиной, местами угловатый, пыльный и серый. Затем он поднес лампу ближе и сразу осознал, что это... точнее, чем это когда-то было.
Маленькое тело невообразимо усохло, словно что-то в течение долгого времени высасывало из него всю кровь, пока не высосало полностью. От тела осталась только туго натянутая на кости сухая кожа. Тонкие пальцы, походившие на когти, вцепились в горло. Голова была запрокинута назад, словно смерть была мучительной. Труп был с головы до ног покрыт пыльными полосками какой-то гниющей ткани, напоминающей уже виденную Кристофером паутину. Труп напоминал кокон, аккуратно упакованный и оставленный здесь, в туннеле, для обезвоживания. Тело пролежало здесь долгое время. Возможно, целых пять веков. Кристофер содрогнулся и поднял лампу.
— Что там, Ка-рис То-фе? — прошептала Чиндамани. — Почему ты остановился?
— Ничего. Просто... какой-то завал в туннеле. Примите вправо, и вы его обойдете.