– Сестра, – произнес один. Он раскраснелся и вспотел, и даже в тусклом свете она разглядела, что манжеты его мундира опалены. – Вот сюда.
В квартире толпился народ, возможно, сюда набились все жильцы дома. Здесь царили запахи гари и сырого пепла, паленой шерсти и паленых волос, плотные пятна света свечей и тяжкий гул разговоров шепотом. Собравшиеся разделились на две группы: одна – вокруг мужчины средних лет без пиджака и в шлепанцах, сидевшего на стуле у окна, закрыв лицо руками, другая – вокруг другого мужчины, топтавшегося у лежавшей на темном диване женщины, над ними висела незажженная люстра под абажуром с бахромой. На лбу у женщины лежала тряпка, и она как будто вполне связно отвечала на вопросы склонившегося над ней молодого человека. Увидев монахиню, женщина подняла вялую руку и сказала:
– Она в спальне, сестра.
От запястья и до локтя ее рука блестела от какой-то мази – возможно, просто сливочного масла.
– Полегче с салом, – посоветовала сестра. – Если, конечно, не вознамерились им пропитаться.
Услышав это, молодой человек, рассмеявшись, повернулся. На нем была серая фетровая шляпа, и в усмешке блеснул молочный зуб.
– А вы будьте любезны снять шляпу, – велела сестра.
Призванием сестры Сен-Савуар было входить в дома незнакомых людей, главным образом старых или больных, невозмутимо переступать пороги квартир и комнат, открывать бельевые шкафы, буфеты или ящики бюро, заглядывать в унитазы или осматривать грязные носовые платки, которые они стискивали в руках, но, сколь бы часто ей ни приходилось вторгаться в чужие дома, ее первый порыв – отстраниться, прикрыть глаза – не ослабел с годами. Проходя через гостиную в узкий коридор, она склонила голову, но успела увидеть достаточно, чтобы заключить: тут живет еврейка. В том, что это женщина, она не сомневалась, а вот о вероисповедании только догадывалась: по люстре под абажуром с бахромой, по пианино у дальней стены, по тому, что на темных картинах в узком коридоре были изображены не святые, а самые обычные крестьяне. Жилье, не готовое к приему гостей, замершее, как это часто бывает, из-за кризиса или трагедии в часы тихого уединения. Сестра мимоходом углядела тарелку на маленьком столе в крошечной кухне, а еще – надкушенный и испачканный темной подливой кусок хлеба на тарелке. Стакан чая на свернутой газете.
В освещенной свечами спальне, где в дальнем углу совещались еще двое полицейских, где на спинке стула висели черные чулки, где на низком туалетном столике в беспорядке валялись щетки и носовые платки, где на потертом ковре в ногах кровати лежал серый корсет… боком сидела на кровати девушка. Темная юбка раскинулась вокруг нее, точно она упала с большой высоты. Она сидела спиной к двери, лицом к стене. Еще одна женщина склонилась над ней, положив руку ей на плечо.
Полицейские, увидев монахиню, кивнули, а тот, что пониже, снял фуражку и сделал к ней шаг. У него тоже манжеты были опалены. Еще у него было тяжелое лицо, несвежее дыхание и скверные зубные протезы, но в жестах – он указывал короткой рукой на девушку на кровати, на потолок и на квартиру этажом выше, где произошел пожар, – сквозило сострадание. Сострадание бременем гнуло его к земле. Добросердечный, подумала сестра, один из нас. По его словам, девушка вернулась из магазина и обнаружила, что дверь в ее квартиру заблокирована изнутри. Она пошла к соседям, мужчине на ее этаже и женщине, которая жила здесь. Те помогли ей надавить на дверь и открыть ее, а потом мужчина зажег спичку, чтобы посветить в темноту. Последовал взрыв. К счастью, сказал полицейский, он сам стоял на ближайшем углу и успел потушить пожар, а соседи – отнести всех троих сюда. Внутри, в спальне, он нашел молодого человека на кровати. Смерть от удушья. Муж девушки.
Сделав глубокий вдох, сестра Сен-Савуар перекрестилась.
– Заснул, бедняга, – сказала она негромко. – Наверное, лампочка контрольного индикатора погасла.
Взглянув через плечо на кровать, полицейский взял сестру за локоть и вывел в узкий коридор. Они остановились на пороге кухни. Сцена, вырванная из времени: надкушенный хлеб, темная подлива, стакан красноватого чая на маленьком деревянном столике, отодвинутый стул (в дверь настойчиво стучали), газета с кособокими строчками типографского шрифта.