Прости
Ты знаешь, я не хотел
Обидеть тебя грубым словом,
И гордость твою я задел,
В душе не желая дурного.
Разные мы очень сильно,
И пусть нравится нам группа "Флёр",
В ее песнях себя только видим
Поодиночке, а не вдвоем.
Еще ты "Арию" любишь,
И меня обвинив как-то раз,
Сказала, что я, словно сталкер,
В плейлист твой залез. Что за квас?!
Послушай, родной хэви-металл
Слушал я - ты в пеленках спала.
И дело, скорей всего, в этом:
Не взрослел я с тех пор, вот дела...
Раббен Тоттенгрибер
Раббен Тоттенгрибер был лордом занятным,
Не кутил, слуг не бил, не играл даже в карты,
Только книжки читал, да и вел себя странно.
Был он худ и высок, волос черен, взгляд льдистый,
И порой от него чем-то пахло могильным
(С того света как-будто он жуткий посыльный).
Но любовь заслужил, пусть порою шептали
Вздор и всякую чушь, что мертвец людом правит.
Правда, ложь - оставался сей факт неизвестным,
Уточнять у Раббена, так и есть, бесполезно.
Тоттенгриберский род стар, богат, уважаем,
А живых мертвецов быть не может - все знают.
И уже сотню лет так вот твердо считают.
Долго, коротко - мор к тем краям в гости глянул
И плач скорбный повис в небе рощей багряной.
Тоттенгрибер смотрел, как множатся могилы,
А костры погребений дымом солнце затмили.
И сколь многим достался лишь саванн из пыли...
И как мог, он искал от болезни лекарство,
Шарлатанам, врачам раздал предков богатства.
Только кто б ни ступил в земли чумных владений,
Обречен был на смерть, без подсказок к спасенью.
Ждал всех мрачный финал и объятья забвенья.
Стал пустыней тот край, в нем живых не осталось,
Тоттенгрибер же мир проклял, не сомневаясь.
И по свету все бродит, забыв про усталость.
Умереть он не может... Презабавная странность.
Ручей
У края льдов на горных пиках
Родился крохотный ручей,
Об этом мир известил криком
Орел, постигший суть вещей.
Широким взмахом черных крыльев
Ручей он тот благословил,
В безмолвной гордости застынув,
Он солнце в небе заслонил.
Ручей свободно тек по склонам,
Неспешно силу набирал,
И беззаботно несся к тропам,
Где странных путников встречал.
Один тащил в котомке камень,
И в тридцать лет совсем седой,
За годы странствий не устал он,
В своем пути не знал покой.,
Другой беззвучно мог смеяться,
И улыбался просто так,
Сорваться в пропасть не боялся,
И был такой себе простак.
Ладонью третий зачерпнуть мог
Свет звезд, что время щедро дарит,
И словом утверждал легко
Законы, что Судьбою правят.
Клинком души владел четвертый,
Но ножен он не покидал,
Настолько был он духом твердый,
Что людям все, что мог, прощал.
А пятый был совсем безумен:
Испив воды в ручье, вскричал...
Обвал внезапный горным барсом
Его о скалы развенчал.
Шестой же просто перепрыгнул
Через ручей, и не взглянул,
Как будто не впервые видел,
И палку сильно перегнул.
Впервые в жизни разозлиться
Сын льда и света не успел.
Он за шестым того увидел,
Кто отрицал души предел.
Седьмой не злой был и не добрый,
Но злым и добрым тоже был,
Сам по себе был весь он спорный,
И споря, жить всегда хотел.
Ручей все ждал и ждал восьмого,
Но на тропе был одинок.
Никто ступней не тронул склона,
Не шел по звездам на восток.
Но там внизу остались люди,
И ручеек вдруг захотел
Взойти к своей исконной сути,
И быстро как-то повзрослел.
Собрав всю воду с горных склонов,
Он бурный стал, силен и смел.
Потоком светлым и холодным
В долину быстро полетел.
И всякий, кто с ним повстречался,
Со страхом видел волны гнев.
Но тот ручей не мог зазнаться -
Тех помнил, кто так не умел.
Санкт-Петербург
Санкт-Петербург - город надежды,
Санкт-Петербург - город мечты,
Санкт-Петербург - жизнь не будет, как прежде,
Санкт-Петербург - ты такой, как все мы.
Мало кто знает, что был Петроградом,
Ленинградом так часто зовут, что забыл,
Как распалась страна, настолько большая,
Словно миру всему один звонкий посыл.