— Там… второй ребенок, — прошептала она.
— Второй? — растерянно переспросил я и оглянулся вокруг, словно ожидая увидеть его лежащим где-то на площадке.
— Двойняшки, — простонала она. — Я ни разу не ходила на сканирование, и вот… — Она умолкла и, к моему ужасу, начала плакать. — Ох, Габриель! Я не хочу испытать это снова! Я так устала! Это так несправедливо!
— Но ведь с тобой все хорошо, Кейси, — сказал я, стараясь не подавать виду, что, услышав эту новость, испугался не меньше ее. Теперь я увидел, что аура, которая, как я думал буквально минуту назад, исчезла, снова окутывала Кейси. Она была бледнее, чем прежде, но представляла собой все ту же странную, неестественную смесь золотистого и черного. — Ты уже наполовину прошла через это, прошла наполовину.
— Но я же не хотела этого! Я всегда думала, что со мной будет муж или, по крайней мере, бойфренд — человек, который любит меня, который намерен разделить это со мной! На прошлой… на прошлой неделе я видела молодого парня, который держал на руках ребенка в… в ресторане, и, когда я вернулась домой, я не могла… я просто не смогла перестать плакать! Я знаю, что феминистки возненавидели бы меня, но все, чего я когда-либо хотела, — это забор из белого штакетника. Дом и родные люди, безоговорочно меня любящие. Мои… мои мама и папа… они не…
— Я люблю тебя безоговорочно, — быстро прервал ее я. — И у тебя по-прежнему могут появиться и дом с забором, и семья. Но прежде всего тебе надо родить этого ребенка. Ты полюбишь своих детей. А потом найдешь и мужа. А до тех пор я присмотрю за тобой, потому что действительно люблю тебя, Кейси, без всяких оговорок, и обещаю, что так будет всегда. У тебя уже есть одна замечательная дочка, а теперь появится и второй ребенок. Еще немножко, и ты станешь мамой близнецов. Разве это не замечательно?
Пока я говорил, Кейси попыталась улыбнуться, и на душе у меня полегчало. На мгновение она глянула на меня сквозь слезы так, будто я был самым удивительным человеком на земле. Наконец она кивнула:
— Хорошо, Габриель.
— Ты славная девочка.
Вдруг на колокольне громко зазвонил колокол, и я резко повернул голову в ту сторону. Был ли это очередной призрачный звон, недоступный слуху веселящихся внизу венгров? И могло ли все происходящее здесь быть невидимым для них? И вообще, могли ли люди быть настолько несведущими относительно того, что происходит вокруг них? Ведь рядом с собором, у нас над головами, происходила жестокая схватка, и колокол продолжал оглушительно звонить. Половина здания была охвачена огнем, в том числе ближайшая к нам башня. Другие башни и остальную часть базилики покрывал блестящий и сверкающий ледяной панцирь три фута толщиной. Ледяная молния, низвергнутая Мефистофелем с небес, обрушилась на покрытие смотровой площадки и раскололась на множество острых золотистых осколков, которые, потрескивая и шипя, расставались со своей электрической энергией и медленно таяли в снегу.
Мне не хотелось укладывать новорожденную на пол, но нужны были свободными обе руки, и я боялся, что уроню ее, если попробую удержать на согнутой руке, прижимая к груди. В результате я поплотнее завернул девочку в пальто и, положив на пол рядом с собой, повернулся к Кейси. Положение второго ребенка тоже оказалось нормальным, но при этом я видел, что сейчас что-то происходит не так. На этот раз вытекло очень много крови, гораздо больше, чем в предыдущий раз, и я предположил, что, наверное, у Кейси что-то повредилось внутри. Было заметно, что сейчас ей гораздо больнее, а кровь заливала мне руки и мешала удерживать второго новорожденного. Я не знал, что делать, и мог лишь сосредоточиться на втором ребенке и постараться сделать все, чтобы в процессе рождения ему не угрожала опасность.
В тот момент, когда вторая дочь Кейси появилась на свет, колокол прекратил звонить, а в небо взвились огненные букеты фейерверков, сопровождаемые радостными возгласами снизу. Стало ясно, что наступила полночь, а вместе с ней ушел старый и пришел новый год.
— Габриель, — прошептала Кейси, — я… мне не очень хорошо.
Я не знал, что сказать ей. Было мучительно больно сознавать, что от потери крови она умирает. Я просто не представлял себе, что у Кейси может быть столько крови. Она была на моих руках, на одежде, собралась в блестящие лужицы на каменном полу, застывала в щелях между каменными плитами настила. Аура исчезла. Ни вокруг Кейси, ни вокруг ее дочерей не было ни черного, ни золотистого, ни красоты, ни мерзости. Я положил вторую новорожденную на сгиб руки и прижал к груди, а пальцами свободной руки осторожно сжал ладонь Кейси, чтобы она не чувствовала себя одиноко.