Если бы я только мог увезти ее в больницу, чтобы там ей влили новую кровь… Но мне не удалось бы доставить ее туда вовремя. Она умерла бы прежде, чем я успел бы спуститься по лестнице к подножию базилики. Еще ни разу в жизни мне не доводилось оказываться в состоянии такой беспомощности, и я испытывал мучительное чувство отчаяния.
— Ты их видишь? — спросила она, дыша с явным трудом. — Демонов, вон там, наверху.
«Умирающие видят демонов…» Ведь это то, что говорил мне Мефистофель, верно?
— Нет! — всхлипнув, крикнул я. — Там нет никаких демонов, Кейси. Пожалуйста, не надо демонов.
Я пристально всмотрелся в темноту, и несколько мгновений мне казалось, что я могу разглядеть там, наверху, целые полчища ангелов и демонов, набрасывающихся друг на друга.
— Габриель…
Я опустил взгляд, продолжая держать на сгибе левой руки вторую дочь Кейси, в то время как сама она, чуть сжимая мою правую ладонь, обратилась ко мне с последними словами — словами, значащими для меня больше, чем когда-либо могло значить признание в любви, выражение дружеских чувств или благодарности.
— Я прощаю вас.
Всего на миг — такой короткий и бесконечно долгий — она отреагировала на мою жалкую попытку улыбнуться, а затем ее пальцы в моей руке ослабли, и она перестала дышать. Я понял, что она мертва, еще до того, как попытался нащупать пульс. Я же знаю, как выглядит тело мертвого человека, ведь повидал я их немало.
— Нет! — крикнул я. — Нет, нет, нет!
Мне она по-прежнему казалась красивой, несмотря на то что на смуглой коже остались следы от струек пота, а темные волосы были взлохмачены, при этом пряди, выкрашенные в голубой и розовый цвета, ярко блестели, освещаемые фейерверками и пламенем, которое по-прежнему полыхало вокруг собора.
Оба ангела опустились на смотровую площадку, расположившись по обе стороны от нас. Их одежда была изодрана и перепачкана кровью, и я мог различить неосязаемые контуры крыльев, сложенных на спине у обоих.
— Она уже умерла? — бесстрастно спросил Михаил, указывая на Кейси.
— Нет, блин, не умерла! — заорал я на него. — Я здесь, чтобы спасти ее! Она не мертва, нет!
— Конечно же мертва! — раздраженно возразил Михаил. — И ребенок должен последовать за ней.
Я прикрыл глаза дрожащей рукой, пытаясь отстраниться от всего этого. Не получилось. Все та же ужасная боль… засела глубоко во мне. В конце концов, уединение — это, наверное, самое лучшее в этом мире… В сущности, я ведь почувствовал тот момент, когда что-то во мне надломилось… тогда я даже напугал самого себя своим горьким отчаянием… Каким же я был наивным, думая, что больше не буду чувствовать боли. Я испытал то, что чувствуют люди, теряя любимого человека. Это было то, что по моей вине чувствовали дети Анны. Это было то, что я делал людям каждый день. Бог наказал меня. И наказал Кейси, потому что Он знал, как я любил ее.
— Это потому, что у меня нет костюма, да? — бормотал я сквозь слезы. — Нельзя быть настоящим супергероем без костюма из спандекса, маски и этого долбаного плаща с капюшоном! А я обещал ей. Обещал. Ну зачем я сделал это? Зачем?
«Не давайте обещаний легко, Габриель…» Это мне сказала она. «Так можно причинить людям горе».
А потом кто-то осторожно положил мне на плечо руку. Опустился на колени рядом со мной и тихо заговорил успокаивающим тоном.
— Ты исполнил свое обещание, Габриель, — прозвучали слова Мефистофеля. — Ты сказал, что будешь с ней, и ты здесь.
— Я должен был… спасти ее… в последний момент…
— Но ты же больше не равняешь себя с супергероем, верно? — спросил Мефистофель. — Понимаешь, тебе не следует делать этого. Ведь супергерои всегда сражались только с суперзлодеями, а не с ангелами. Кроме всего прочего, ты же, в конце концов, оказался здесь, когда твоя приятельница нуждалась в твоей помощи.
— Но что это меняет, если она все равно мертва?
— Меняет все, Габриель.
— Я должен был отвезти ее в больницу.
— Это ничего бы не изменило. Она все равно должна была умереть.
— Как я могу верить тебе? — спросил я, повернувшись наконец к нему лицом. — Если ты всегда только и делал, что врал?
— Ну, не знаю. Но бывала же иногда в моих словах и некоторая доля правды, верно? — спросил он с улыбкой.
Он не должен был успокаивать меня, ведь он демон! Однако в тот момент я был благодарен ему за эту попытку.
— Это не ты убил ее, Габриель, — тихим голосом продолжал Мефистофель. — Я знаю, тебе очень нравится винить себя. Но не во всем и не всегда бываешь виноват ты. Боюсь, что временами все заслуги принадлежат Богу. Может, это и к лучшему. Жизнь похожа на боль. А смерть похожа на избавление от боли.