Я получал удовольствие от разговора, но такие вопросы ставили меня в неловкое положение. Возможно, мне следовало откровенно признаться, что я не знаю ответов на них, что не могу вспомнить. Но поверил бы он мне? Ведь мое состояние нельзя признать нормальным по любым меркам, не так ли? У меня мелькнула мимолетная и горькая мысль, каким легким мог бы стать подобный разговор для других, — им не пришлось бы каждую секунду выдумывать правдоподобную ложь. Я почувствовал, как меня охватывает знакомое паническое состояние, такое же, как при попытке завязать разговор с моей юной соседкой по лестничной площадке. Да и вообще, способен ли я на нормальный диалог? И о чем я мог бы вести разговор? Меня зовут Габриель. По крайней мере это мне известно. Значит, пока я знаю свое имя, все не так уж и плохо.
— А что вы делаете в Будапеште? — спросил я, пытаясь отвести внимание от своей персоны.
— Осматриваю здешние достопримечательности. И изучаю их. Посещаю церкви и соборы. У меня степень доктора по философии религии. Я читал лекции по этому предмету, — ответил он.
— А теперь больше не читаете?
— Нет, похоже, больше не читаю.
— Что же, содержание ваших лекций было слишком спорным? — спросил я, зная, насколько деликатным предметом может быть религия.
— Ха! Проблема заключалась не в содержании, а в том факте, что я мог доказать большинство моих теорий или, по крайней мере, вплотную приблизиться к их доказательству. Людям же это не нравится. Во всяком случае теперь, когда моя карьера лектора, похоже, безвременно закончилась, я продолжаю вести исследования как частное лицо.
— Будапешт весьма подходящее место для этого, — заметил я. — Здесь так много великолепных церквей и соборов.
— Их действительно здесь немало. И я, пожалуй, продолжу свое занятие, чтобы суметь осмотреть их все, — закончил молодой ученый.
«Не уходите, — хотел я сказать. — Пожалуйста… не бросайте меня здесь вот так! Ведь у меня никого нет». Пальцами я нащупал в кармане коробочку с рыбьим кормом. Я устал ждать, что все вернутся домой. И хотя это был всего лишь короткий разговор, собеседник мне безотчетно понравился. Я хотел бы подружиться с этим человеком. Никто другой мне бы не подошел. В какое-то мгновение у меня мелькнула безумная мысль сбить его с ног, унести к себе в квартиру, связать и держать там, чтобы у меня появился кто-то, с кем я смог бы разговаривать и жить под одной крышей. Кто-то способный заменить мне этот дневник. Но ведь люди увидели бы, как я несу его по улицам, возникло бы беспокойство, началось бы полицейское расследование, и я рисковал бы привлечь к себе нежелательное внимание. Да и вообще похищать людей — это не слишком хорошо. Так что я никогда не стал бы совершать чего-либо подобного.
— Простите? — сказал я, осознав, что, погруженный в размышления, не уловил фразы, только что произнесенной Стефоми.
— Я говорю, что мы должны как-нибудь встретиться и выпить по стаканчику, — повторил он с улыбкой. — Я никого не знаю в этом городе, мой венгерский не так хорош, как английский, и я полагаю, нам было бы о чем побеседовать.
— В самом деле? — постарался я сгладить неловкость, с трудом веря тому, что услышал.
— Если, конечно, это вам интересно, — ответил он, пожимая плечами. — Я понимаю, что у вас есть в этом городе друзья, раз вы здесь живете. Но, — он сделал паузу и слегка улыбнулся, — я надеюсь, вы сжалитесь над одиноким странником.
— Буду весьма рад, — ответил я, с удовлетворением отмечая, что в моих словах не прозвучала безысходность.
Стефоми достал из кармана визитку и протянул ее мне:
— Вот здесь номер моего мобильника. Позвоните как-нибудь.
Мы пожали друг другу руки, и он ушел обратно под сень деревьев, оставив меня одного около церкви Святого Михаила. Когда я взглянул наверх, на резное изображение святого, меня охватило чувство глубокой благодарности к нему. Ведь мы со Стефоми встретились именно благодаря нашему общему интересу к религии. И будет славно, если моим собеседником станет реальный человек.
Придя домой, я вынул визитку из кармана и положил ее на стол рядом с телефоном. Потом некоторое время пристально смотрел на нее. Мне не терпелось позвонить Стефоми сразу же. Он сказал: «Позвоните как-нибудь». Но что он подразумевал под этим? Как долго я должен выжидать? Какой период был бы приемлем по правилам этикета? Несколько часов я бился над этой дилеммой и в конце концов предположил, что Стефоми, скорее всего, имел в виду пару дней, может, неделю или что-нибудь около того. Поэтому я решил, что свяжусь с ним через три дня. Думаю, большего срока я просто не выдержу физически.