Он поднял садок, полюбовался на добычу. Рыба возмущалась, стучала хвостом, шевелились пухлые губы. Улов следовало погрузить в воду, прежде чем бежать к машине. Он достал из лодки заранее заготовленную рогатину с заостренным концом, вошел в воду и стал вкручивать ее в илистое дно. Садок положил рядом – не убежит. Работу прервал шум, возникший за спиной. Кто-то подходил, поскрипывала пока еще сухая глина.
– Ну, наконец-то, Дмитрий Васильевич… – Мужчина разогнул спину и обернулся. Лицо вытянулось от удивления, в глазах мелькнуло беспокойство: – Мы знакомы? Вы кто? Эй, подождите, что вы де…
Удар обрушился на голову – сравнительно мягким, но тяжелым предметом. Искры брызнули из глаз. Рыболов потерял сознание и упал на землю – вместе с первыми дождевыми каплями…
В столице было теплее. Там жарило солнце, расцветала природа. В Сибири же весна события не форсировала: деревья зеленели неспешно, плюс эти неприятные ветра и дожди…
Майор Кольцов поежился, поднял стекло, покосился на водителя ведомственной «Волги». Парень закусил губу, подался вперед, всматривался в дорогу. Проселок петлял между осинами, возникали ассоциации с фронтовой дорогой, по которой подвозят боеприпасы. Недавно по городу и окрестностям прокатилась гроза, почва раскисла. Автомобильная поездка затягивалась. Город давно оборвался, машина погружалась в дикую природу.
Майору недавно исполнилось тридцать пять. Он был сравнительно высок, русоволос, обладал представительной внешностью и толикой загадочности благодаря своим светло-серым глазам.
Машину тряхнуло на ухабе, водитель глухо чертыхнулся, пробормотал:
– Извините.
Кольцов обернулся. На заднем сиденье томились двое, прилипли к окнам – каждый к своему. Оба молодые, хорошо одетые. Вадим Москвин то и дело зевал, деликатно прикрывая рот. Он прибыл с Кольцовым и, в отличие от последнего, в самолете не спал. Хотя предупреждали: время другое, в Сибири будет день, и уже не поспишь. Второй пассажир был из местных – старший лейтенант Славин, брюнет с «усредненным» незапоминающимся лицом. Он повернул голову, изобразил подобие улыбки:
– Скоро прибудем, Михаил Андреевич, пять минут до Тепличного озера. Дорожка – так себе, но надо потерпеть. И с погодой сегодня не заладилось. Еще утром было солнце, тепло – не хуже, чем у вас в столицах. А потом как хлынуло, все пропало. Удивляюсь, что ваш самолет нигде не задержали. Диспетчеры в Толмачево – народ простодушный, могли и в Барнаул отправить, им-то что?
– Пусть только попробуют, – глухо проворчал светловолосый Вадим Москвин и снова с есенинской грустью уставился в окно.
Самолет действительно прибыл по расписанию. Признак дурного тона – отправляться в командировку в пятницу вечером. Но кому-то из начальства не терпелось. В «конторе» выходных не бывает. Дело особой важности – объяснили в высоком кабинете.
Прибыли вчетвером: помимо Кольцова и Москвина – Алексей Швец и Григорий Вишневский. Славин встретил их в аэропорту; хорошо, что один, а то прицеп пришлось бы искать.
«Серьезная команда, – оценил он состав столичной делегации, – неужели настолько все плохо?»
О делах в пути молчали – смотрели на шумный полуторамиллионный город. Даже в субботу улицы не пустовали, на выезде из города образовался затор: горожане рвались на природу.
Управление располагалось на улице с говорящим названием Коммунистическая. Там же, впритирку, – двухэтажное здание ведомственной гостиницы.
– Впервые в нашем городе, товарищи? – поинтересовался Славин. – Оно и видно, сочувствую. Без бутылки в наших хитросплетениях не разобраться. Один центр за неделю пешком не обойдете.
Город раскинулся на огромной площади по обоим берегам Оби. Кварталы частного сектора сменялись жилыми массивами. Над городом высился единственный «небоскреб», видимый с любого места – 25-этажная гостиница на привокзальной площади. Местные товарищи действовали четко – доставили быстро, тут же заселили в «отель», оказавшийся вполне приемлемым. Каждому – свой номер, пусть небольшой, но чистый и с телевизором.
– Балуете, товарищи, – одобрительно урчал Григорий Вишневский, рослый, черноволосый, из породы тех, на кого оглядываются женщины. – А мы по простоте душевной думали: хуже будет…
– Собирай людей, Николай, – распорядился Кольцов, – и рабочее помещение подготовь. Будем в курс входить, уж извиняй за испорченные выходные.
Через четверть часа их испортили окончательно. Михаил раскладывал вещи, когда в проеме показался возбужденный Славин.