У постели стоит врач и тихо переговаривается с медсестрой. Часы над дверью показывают без десяти одиннадцать. Вечер. Шум на улице поутих, и занавеска на окне не колышется.
Врач направляется к раковине и моет руки.
— Скоро пятьдесят часов, как он в глубоком шоке. Вполне возможно, что потеря крови будет иметь самые неприятные последствия для мозга. Вот эти всплески на энцефалограмме, например, могут объясняться внутренними рефлексами. Но ты говоришь, он кричал? — Врач возвращается к сестре.
Она кивает.
— Да, можно было даже различить отдельные слова, но по-моему он кричал по-французски, что-то вроде votre sante, imbecilles! Разве он не норвежец?
Уже в дверях врач оборачивается и улыбается:
— Почему бы ему при этом не знать французского? Во всяком случае его крик — хороший знак.
В комнату входят новые посетители. Пожилой господин в белом костюме и толстая дама, увешенная, как рождественская елка игрушками, золотыми браслетами, кольцами, цепями и цепочками.
— Это палата мистера Дрюма? — Мужчина говорит с сильным американским акцентом.
— Да, но к сожалению, к нему никого не пускают. Кроме того, сейчас не время посещений. Вы его друзья, знакомые? — Пожилая медсестра не особенно любезна.
— В общем, нет. — Мужчина кряхтит и водит носком ботинка по полу. Его жена промокает лицо надушенным носовым платком. — Мы — мы просто слышали о нем. Решили узнать, как он себя чувствует.
Сестра пожимает плечами.
— Приходите завтра. Тогда ситуация прояснится. Что еще? — Она решительно вытесняет американцев из палаты.
— Э-э, ничего, спасибо. Прошу прощения, мы и не думали, что все так серьезно. Всего доброго. — Они исчезают.
«ВЫ СЛЫШИТЕ МЕНЯ, МИСТЕР ФРЕДРИК ДРЮМ! ПРОСЫПАЙТЕСЬ!»
Врач стоит у постели и кричит изо всех сил. Он внимательно разглядывает пациента. Кажется, чуть дрогнули веки? И дернулись уголки рта?
— Я хочу, чтобы у его постели всю ночь дежурила сестра. Если ты сама здесь останешься, то как только он начнет подавать признаки жизни, тут же дай ему стимуляторы. Не позволяй ему ни в коем случае опять впасть в кому. Чем быстрее мы приведем его в чувство, тем меньше риск серьезных последствий шока. Необходимо как можно раньше вернуть его к жизни. — Отдав приказ, врач оставляет сестру в одиночестве бдеть у кровати больного.
Далеко за полночь в палату входят два других врача. Оба египтяне, и сестра явно удивлена, хотя и вежливо приветствует их. Они же не обращают на нее ни малейшего внимания и о чем-то шепчутся у двери. По-арабски. А сестра по-арабски не понимает. Ни слова. Похоже, что они никак не могут прийти к согласию. Молодой сутулый араб в очках отрицательно качает головой, и пожилой поднимает указательный палец, чтобы подчеркнуть важность своих слов. Затем он почему-то злобно смотрит на сестру и проверяет капельницы, после чего оба удаляются, и молодой по-прежнему непонимающе качает головой.
В палате полумрак, одинокая лампочка над раковиной еле горит. Сестра берет больного за руку, — она совсем вялая и холодная, но сестра несколько раз пожимает ее в слабой надежде разбудить его.
— Ты очень красив, — громко говорит она. — Тебе пора просыпаться.
Тебе пора просыпаться! Теперь все вокруг окрашено в коричневые тона, и, кажется, он опять слышит голоса. Где он? В «Кастюльке»? Нет, их ресторанчик далеко отсюда. Что-то случилось, что-то ужасное, и в этом виноват он сам, ему опротивела еда, вино, все вокруг. Прочь оттуда! Откуда? Из Осло? Пути назад нет. Везде болит, в голову лезут ужасные мысли, наверняка сломаны ребра, задето легкое, ничего страшного, успокойся наконец. Покой, покой, покой. Тебе пора просыпаться! Что это? Крик, эхо, отскакивающее от стен, стен, стен. Стен? Ему хорошо и удобно, мягко… мягко… мягко… Тебе пора просыпаться…
«Две бутылки „Омара Хайяма“ и четыре банки колы, мой фадлак!»
Он открывает глаза — кругом полумрак.
Сестра вскакивает и похлопывает его по щеке. О Господи, он открыл глаза, он говорит!
— Хочешь пить? Вот вода в стакане на столике! Выпей! — Она говорит неестественно громко, приподнимает ему голову и подносит стакан к губам.
— Мистер Дрюм? Мистер Дрюм, вы из Норвегии, да? — Она говорит без умолку, часы над дверью показывают половину четвертого, и она записывает время.
Он даже и не пытается глотнуть. Неотрывно смотрит куда-то вдаль поверх стакана.