Подойдя к кусту, я сорвал несколько ягодок, попробовал. Вкус нежный, но горечь остается — и правда на жимолость похоже. Больше есть не решился: если не будет последствий, потом попробую еще. Хотя можно и не пробовать — энергетическая ценность у подобной пищи ничтожна. Мне не витамины нужны, а калории…
— Зеленый, спасибо, что на воду навел. Ты, оказывается, умный тип, и друзей не забываешь.
Попугай даже не посмотрел в мою сторону — лопал так, что клюв стучал, будто пулемет. Тоже, бедняга, оголодал — морские рачки у него, похоже, в печенке уже сидели (или что он там среди водорослей выискивал?).
В прозрачной воде пронеслась стайка каких-то достаточно приличного размера рыб. Проводил их тоскливым взором: удочки у меня нет (и не предвидится); острогу сделать и то проблема — нечем палку заточить.
Есть хотелось очень сильно.
Первую лягушку я поймал после пары десятков бесплодных попыток — эти гадины оказались очень шустрыми и в плен сдаваться категорически отказывались. Разбил пленнице голову ударом палки и, призадумавшись, изменил тактику.
Теперь не гонялся за ними по берегу и не шарил в тине, пытаясь их нащупать в водной стихии. Поступал просто и жестоко: пришибал ударами длинной палки. Далеко не всегда с первой попытки, но эффективность охоты все равно увеличилась на порядок. Здешние квакуши, похоже, не слишком пуганые — подпускают близко. В итоге так приловчился, что нескольких ухитрился в прыжке подловить, будто бейсболист мячик. Это радовало — похоже, с координацией движений у нового тела уже полный порядок.
Адаптируюсь к нему потихоньку.
Через пару часов террора на берегу лежало почти четыре десятка зеленых трупиков. Набил бы и больше, но жаба помалкивала — видно, устрашилась, что ее прикончат вместе с остальными родственниками. Попугай, наблюдая за моими злодействами, вероятно, тоже начал испытывать беспокойство за свою судьбу — исчез бесследно, так что я остался в одиночестве.
А теперь предстоит самое главное — развести огонь. Я, конечно, третий день уже не питаюсь, а страдаю, но жрать сырых лягушек отказываюсь категорически — на жареных и то с трудом согласился. Может, французам это и нравится, но я-то русский.
В этот раз подготовился основательнее. Запасся палками из разных пород древесины, натаскал к речке горючего материала: сухой хвои и травы, шишек. В старом пне, оставшемся от упавшей сосны, позаимствовал рыжей трухи — если верить моим «учителям», отличная вещь для подобных целей.
Потом занялся уже знакомым делом: тер палку о палку, крутил их по-всякому, подсыпал то хвою, то траву, то труху, то все вместе в разных пропорциях. В конце концов нашел более-менее приличный вариант: широкий кусок какого-то не слишком крепкого дерева и короткую ветку, подобранную в хвойном лесу. Ею я достаточно быстро протер желобок, куда и подсыпал все, чем был богат.
Несколько раз показывался дымок, но, бросая работу и используя свои легкие для раздува пламени, я оставался ни с чем. В очередной раз не стал торопиться — продолжал шевелить палкой, ухитряясь губами подкидывать в желобок пучки сухих хвоинок. Под моим напором огненная стихия начала покоряться — дымило все сильнее, а затем и вовсе вырвалось пламя.
Тут же подбросил жменю отборной хвои, раздул, выждал, когда все пыхнет, вывалил огненный поток на заранее приготовленную кучку шишек, обложенную сухими сосновыми веточками. Убедившись, что костер уже не потушить, сбил пламя со своей «зажигалки»: пригодится еще.
Через несколько минут огонь ревел, ненасытно поглощая уже серьезные дрова. Я, спустившись к воде, занялся нанизыванием лягушек на прутики. Когда вернулся наверх, увидел, что попугай уже здесь — расселся на ветке неподалеку от костра и косится на меня с таким недовольным видом, будто я ворвался в его дом без приглашения. Вот что бывает с птицами, долго прожившими среди людей, — даже получив полную свободу, не хотят оставлять тебя в покое.
От лягушек Зеленый отказался — воротил клюв с брезгливым видом. А я вот не привередничал — уплел всех. Не скажу, что мне это очень понравилось, но брюхо набил гораздо серьезнее, чем теми жалкими яйцами на скале посреди моря.