Так получилось, что сталкеры любят лишь однажды. Однажды влюбляются, однажды женятся. Это и на полукровок, таких, как Кристофер, распространяется, вроде даже на четвертькровок... не суть. Между влюбленными образуются своего рода особые узы, которые связывают их души. Когда один из супругов погибает, второй не живет после этого слишком долго. Адалон еще молодцом держится: большинство сигает в могилу следом за любимыми в первые несколько месяцев. Это если детей нет. Если есть дети, то муки растягиваются до тех пор, пока они не станут совершеннолетними. А потом… завещание и выстрел в голову, нырок с моста, обрез артерий… обычно здесь мало воображения, все направлено на быстроту и эффективность.
У вас не запрещен суицид?
Смысл? – как-то криво усмехнулся Ларгентум. – Ну, запретим мы его, что изменится? Лишенный своей половины сталкер попросту не хочет жить и все равно погибнет, будь то прыжок с моста или медленное затухание в темной комнате.
Поэтому ты один?
Дайвер издал невнятный звук; Аксонна была готова поклясться, что в глазах Серафима вспыхнул гнев. Казалось, он вот-вот крикнет ей, что это не ее ума дело, но Ларгентум лишь кивнул.
Поэтому, если хочешь.
Смерть от руки нежити или демона – вот это смерть! - встрял Дайвер. - Или в перестрелке, если мозги вышибут так, что за тобой стоящего обрызгает с ног до головы – это смерть! На мине, что называется, «одна нога здесь, другая – там»… можно перечислять и перечислять "достойную" смерть, но гибель от того, что погиб дорогой тебе человек, марон, сталкер, анфор, без разницы, у наших сталкеров не входит.
Если хочется красивых слов, любовь подразумевает собой абсолютную жертву ради партнера – хоть карьера, хоть здоровье, хоть сама жизнь, - пожал плечами Ларгентум. - Я не встретил еще никого, кого ради я был бы готов отдать свою.
Я сейчас обижусь! - зафыркал Дайвер. - И Алексу про это тоже расскажу, мы объединимся и вместе твою клубнику поворуем.
Значит, я выразился неправильно. Тем не менее, как я уже говорил, моя жизнь и так не моя.
А если кто-то, рискуя своей жизнью, спасет твою? Он тоже не будет достоин, чтобы ты рисковал в ответ?
Не мешай товарищество и братство с таким чувством, как любовь.
Братская любовь тоже есть!
Но ты спросила не про нее.
Не про нее.
А куда мы, собссна, идем, Эл Джи? – спросил Дайвер, закинувший руки за головохвосты, пока Элу что-то мычал под нос впереди.
Мы ищем повстанцев. Они выведут нас на Ава-Найл.
Ава-чо?
Ава-Найл, тюрьму здешнюю.
Рей-ра азами наи?
Ларгентум покосился на ярко-синие пятнышки от лазерных прицелов, заплясавшие на остолбеневших ранжерах, в том числе, и на его собственной груди.
Да что ж такое, - вздохнул он. Сняв с плеча винтовку, он осторожно опустил ее на землю, вынул из голенища сапога длинный кинжал и тоже выложил. – Выбрасываем оружие, народ.
Дайвер грустно выкинул пистолет-пулемет и свой изогнутый кинжал. Элу аккуратно положил на землю дробовик и снял с плеча чехол с метательными ножами. Аксонна сбросила наручи с дуальными бритвами и «Игуану». Все четверо синхронно подняли пустые руки.
Ран-ра геррава Авакен, - ответил дозорным на том же рычащем, с гортанными перекатами языке Ларгентум. - Кер-ра умаат кари ка параит Дираэль.
Последовала секундная заминка, и почему-то Аксонна была уверена, что снайперы переглянулись. Однако указатели винтовок исчезли, а из зелени окружавших улицу деревьев вылезло четыре сталкера в стелс-скафандрах, похожих на тот, в котором был Элу – наверняка проныра-ранжер на разведке прикарманил как раз такой.
Ты шо им ляпнул? – посмотрел на Ларгентума Дайвер.
Они спросили, зачем нам нужно в Ава-Найл. Я ответил, что мы ищем Авака, и объяснил, что мы пришли им помочь и знаем о Дираэле.
Какой язык у вас неласковый, - почесала в затылке Аксонна.
Не без этого.
Ава-Найл находиться на другой конец города, - произнес на общем и крайне корявом языке старший снайпер, судя по цветной насечке на груди, - но это вы знаете. Зачем мы вам надо?
Затем, что схема Ава-Найла находится в строжайше охраняемой базе данных столицы, - пояснил Ларгентум. – А у повстанцев наверняка имеются «пиратские» чертежи.
Наверняка. Но почему мы делиться?..
Аксонна почесала в затылке, сравнивая общегалактический двух разговаривавших сталкеров. Если врожденный акцент Ларгентума был легок и почти незаметен, – он западал на «р» и иногда неосознанно протягивал его дольше, чем это требуется, - то снайпер говорил на общем из рук вон плохо, рыча и дублируя звуки гортанной речью там, где это совсем не нужно было. Она заметила реакцию Дайвера: он ежился, скрежетал зубами и даже раздраженно поднял головохвосты, обнажив ярко-багровые перепонки, не в силах слушать ужасный спич повстанца, как представитель расы, собственно, создавшей и внедрившей общегалактическую интерлингву в языковые программы рас Галактики. Элу крепко держал марона за руку, чтобы не дать бедняге сорваться от насилия его нежных "ушек" и не влепить "жертве извращенца-лингвиста" оздоровительного леща.
Впрочем, пытка несчастного Торнадо не продлилась долго, и снайпер все же сдался, милостиво согласившись сопроводить квартет ранжеров до своего начальства. Его подчиненные включили режим маскировки и снова скрылись скучать в листве, а их старшина припустил со скоростью молодого бычка в сторону центра города, крикнув уже на сталкерите, дабы более не позориться, чтобы не отставали. Наспех похватав свое оружие, ранжеры поскакали за проводником.
Они пробежали квартала два, и снайпер вдруг завопил, указывая в небо. В тучах парило нечто, похожее на огромную, но очень уродливую птицу. Завидев копошащуюся внизу свежатину, тварь пронзительно, душераздирающе закричала и спикировала вниз. Проводник завизжал и бросился наутек. Ларгентум рявкнул: «Врассыпную!» и ранжеры молниеносно ринулись кто куда. Аксонна кинулась в первое попавшееся здание, слыша, как громыхнула винтовка Ларгентума и как взвизгнула раненная гадина, с лязгом грохнувшись на мостовую. Но, судя по воплю Серафима и избела-фиолетовому пламени, которым он принялся стегать тварь, она и сейчас была опасна. Забыв о страхе, анфорка ринулась обратно на улицу.
Эй, скотина! Я здесь! - что было мочи заорала она и полоснула очередью "Игуаны" наугад - не столько чтоб попасть, а чтоб дать себя услышать.
Тварь с темно-багровой шкурой, острыми, в четверть метра, когтями и огромной оскаленной пастью, с которой свисали веревки кровавых слюней, обернулась, едва не сбив Аксонну с ног длинным, украшенным шипами хвостом. Одно из крыльев было отстрелено Ларгентумом, сейчас прижатым к земле крупной тушей, и перебитые артерии плевались грязно-лиловой кровью, а крыло висело на огромной перепонке, натянутой, как у птеродактилей, между телом твари и наполовину редуцированными конечностями. Чудовище оглушительно зарычало и, припав на целые лапы, прыжками помчалось к добыче.
Анфорка бросилась наутек меж домами, но монстр, на крутых поворотах врезаясь в дома и с грохотом обрушивая на себя металл и дерево, не отставал. Случайная ветка хлестнула по лицу, сбив очки-интерфейс и оставив ссадину, мимо уха чиркнула промахнувшаяся фиолетовая молния, но Аксонна не заметила этого. Всем, что она слышала, был стук ее сердца. Оно бешено стучало о ее ребра, словно стремясь вырваться наружу, легкие качали воздух, точно насос, а адреналин гнал и гнал девушку вперед. Тварь галопом мчалась за ней, ревя и меча все вокруг и выкорчевывая деревья. Раз или два страшные клыки почти хватали ее ногу, но инстинкт самосохранения вовремя подстегивал Аксонну, толкая ее вперед. Мозг автоматически выбирал направление и действие: ринуться резко вправо, чтобы монстр врезался с визгом в дом и дал ей фору, быстро затормозить с той же целью и кинуться обратно…
Кажущийся идеальным план бежать и бежать по подобным лабиринту улочкам города с треском провалился, когда одурманенный адреналином мозг вывел Аксонну в тупик между несколькими домами. Ухмыляющееся чудовище затормозило у входа, довольно хрипя и скребя когтями по мостовой. Анфорка затравленно оглянулась вокруг, с надрывом дыша. Ей казалось, что недавно только заштопанные легкие от такой перегрузки надорвались, и лопнувшие альвеолы сейчас заставят ее кашлять кровью.