Пришлось прыгать. Инертные гасители послушно приняли удар о землю, но болевой шок и ступор заставили анфорку свалиться на колени. Она попыталась подняться на ноги; раненое плечо, когда она оперлась руками, прострелило острой болью, и в голове вновь взорвалась крошечная атомная бомба. От боли она отвыкла давно, так как привыкла причинять ее сама, и сознание, и прежде не бывшее кристально чистым, подернулось туманом.
Второй выстрел пробил грудную клетку, громко звякнув пулей о ребро и засев в легком и отбросив ее обратно на асфальт. Аксонна уже не вскрикнула – всхлипнула. Она пыталась уцепиться за остатки уплывающего сознания, сфокусировать взгляд, но все уже безнадежно расплылось. Дышать становилось все трудней, грудь поднималась и опускалась легкими толчками. Пальцы сжали сухую землю под грудью в тщетной попытке подтянуться, изо рта рвались только хриплые звуки, а не просьбы о помощи. На губах выступила кровавая пена.
Анфорка заметила, что к ней подошли двое. Она ясно различила в них Никанора и Леню – по голосам.
Пусть лежит? Или добивать?
И так помрет. Еще руки марать. Идем.
А от тела избавляться не нужно, не?
На нас не повесят. Ноги.
Наемники ушли.
Тишина давила на уши: местные явно боялись выйти. Неровные хрипы изо рта звучали как лязг металла. Тело затопило холодом, словно Аксонна нырнула в ледяную прорубь. Дышать уже она не могла. Они все просчитали – и куда именно стрелять, и чем. Сознание ускользало – неотвратимей и быстрей, и перед тем, как тьма поглотила ее, она увидела чей-то темный силуэт, чьи-то странные зеленые глаза...
Но тьма была недолгая. Тяжесть с груди пропала, а боль отступила, став более тупой и менее ощущаемой. В глотке была непривычная сухость. Волосы щекотали шею, от этого нестерпимо хотелось ее почесать. Но руки не поднимались. Их вообще как будто не было. Никогда.
Белый потолок. Белые стены. Ярко-белая лампа на потолке, заставляющая невольно жмуриться. Белый стеллаж у стены, белый стол, белые ящики, все ослепительно, стерильно, непривычно белое, вызывающее желание привнести любой другой цвет в этот филиал Рая на земле.
А, нет. Есть тут кое-что цветное. Некий кадр в черном с алым плаще и длинными темно-русыми волосами, сплетенными и уложенными в красивую, почти женскую прическу, стоял у другого стеллажа и разбирал странные ампулы, придирчиво осматривая каждую и сортируя по коробочкам. Темно-карие, почти черные глаза были почти скрыты за длинной челкой, но в них были видны сосредоточенность, спокойствие и некая надменность, присущая аристократам. Тело вытянутое, долговязое, не лишенное грации и размеренности. На голенище сапога кадра поблескивал десантный нож с широким и тонким лезвием. Эх, вот дотянуться бы…
Кадр закончил разбирать ампулы и закрыл стеллаж, направившись к другому. Попутно он скользнул взглядом по Аксонне и произнес:
Так бы и сказала, что очнулась, не нужно сверлить меня взглядом.
А мало ли какой ты нервный, - криво усмехнулась анфорка, обнаружив, что может разговаривать, хоть и хрипло.
Я нервный, правильно. Но не настолько, насколько ты себе вообразила. – Кадр взял из стеллажа стетоскоп и, присев к пациентке отключил эластичные захваты, предотвращающие любое ее движение. – Siediti (Садись). Как себя чувствуешь?
Аксонна осторожно села, опираясь на разумно поданную ей руку, очевидно, врача, очевидно, итальянца, родной язык которого переводчик воспринял и перевел, хоть и не сразу. Потерев глаза и разведя плечи в стороны, она нагнулась и снова выпрямилась.
Отменно омерзительно, - вынесла она вердикт собственному самочувствию. – В груди болит жутко, плечо саднит. А еще безумно трещит голова.
Si (Да). – Врач расстегнул свой подсумок на поясе и вынул пластинку с парой беленьких таблеток. – Это от мигрени. Сейчас глотай одну. При рецидиве вторую проглотишь. А что касается плеча и груди – немудрено, дорогуша, после разрывных пуль-то. Знатно тебе плоть вывернуло. И легкого низ разорвали. Я заштопал, но нужна собственная твоя регенерация, чтобы закончить работу.
Аксонна лишь сейчас заметила, что привычного плаща, сапог и револьвера на ней нет, а грудь и плечо обтянуты плотным слоем бинтов. Почувствовав себя непривычно беззащитной, она подтянула к груди ноги и волком взглянула на врача.
Где мой револьвер?
Конфискован. Тemporaneamente (Временно)... не волнуйся, все отдадим. - Парень легонько нажал на колени девушки, показав, что их нужно выпрямить, и надел стетоскоп. - Надо бы тебя послушать.
Приставив холодный металлический кружок к бинтам на груди анфорки, врач к чему-то прислушивался, время от времени немного передвигая кружок вверх, вниз, вправо, влево, наискосок и иногда прося задержать дыхание. Аксонна тем временем рассматривала его дальше. Правое ухо было проколото и украшено тяжелой дугообразной серьгой с сине-голубыми вкраплениями полудрагоценных камушков. Под глазами доктора красовались едва заметные чешуйки, напоминающие родинки, а нахмуренные брови слегка выступали за бровные дуги, как какие-нибудь отростки. Это позволяло сделать лишь один вывод.
Ты полукровка? - заинтересованно произнесла Аксонна.
Врач выпрямился.
Тебя это смущает?
Нет. Просто я не слышала, чтобы сталкеры заводили семьи с представителями других рас.
Сталкеры были одной из главенствующих рас в галактическом сообществе. Приверженцы строгих доктрин, военного строя, догм и законов, действующих повсеместно на их планетах и колониях, они были главной силой в решениях конфликтов, что вооруженных, что дипломатических: раса сталкеров имела очень долгую историю своего государства и научилась извлекать уроки прошлого посему что дипломаты, что адвокаты из Сталкерской Империи имели большой спрос и уважение.
Происхождение же сталкеры вели от теплокровных ящеров, посему на их коже до сих пор можно было разглядеть легкую сетку чешуек, а также сами некоторые чешуйки. Температура крови у них была несколько выше нормы антропоидных рас, стандартных 36-37 градусов - 39,5, что считалось вполне себе нормальным: если сталкер болел (хотя такое казалось почти мифическим), то температура его тела, напротив, падала. Сталкеры также имели волосяной покров на голове, пусть и несколько жестче, чем у некоторых других рас, так как тот образовался от редуцированных гребней, чешуи и даже перьев, и мужская часть этой расы ритуально заплеталась ежедневно в множество тонких косичек. Показаться уважающему себя сталкеру без косичек в приличном обществе было дурным тоном. Родная планета этой расы, Лами'ида, имела слабую гравитацию, что отразилось и на ее жителях: стандартный рост любого сталкера был не меньше двух метров, они имели развитую за счет миллионов лет эволюции мускулатуру, длинные ноги и высокую выносливость. Большей частью сталкеры были сероглазы или кареглазы, а брови выступали за надбровные дуги и расходились в стороны тремя концами; чем старше был сталкер, тем длиннее были брови. Джунгли обеспечили их теплолюбивость и стойкость к токсинам, снежные зимы на умеренных поясах - иммунитет к холодам. Впрочем, все это было издержками акклиматизации.
Но любой сталкер был выучен, вымуштрован, дисциплинирован на то, что чистокровие их расы - залог их крепкой связи с их планетой, с их высшим божеством - Матерью-Богиней, дававшей им способность ощущать землю, деревья и траву вокруг себя как часть своего тела, своей души. Некоторые могли развивать этот дар, могли достигнуть его апогея, научившись не только чувствовать Природу, но и полноценно ею управлять. Гены сталкеров были очень податливы к изменению и "разбавлению" генами других рас - у тех же людей и анфоров вероятность получить жизнеспособное и фертильное потомство от сталкеров, хоть и малая, существовала, как и еще меньшая - у маронов и эльдаров. Сталкеры могли иметь детей и с многими другими расами. Хоть и очень немногие сталкеры-полукровки имели ничуть не худшую связь с Матерью-Богиней, в обществе "чистокровок" их не особенно любили. Несмотря на то, что Империя старалась избавляться от полукровок и "сплавлять" их в родной мир другого инопланетного родителя, ксенофобами сталкеры не были. Они правильно полагали, что каждой расе есть что предложить в плане экономики, политики, религии и прочем что-то свое, что-то новое и, возможно, лучшее, но мягко отвергали из списков сфер сотрудничества генофонд. И влюбленные в инопланетян сталкеры обычно ставили интересы и догмы общества выше собственных желаний и заводили семьи со своими соотечественниками. Хотя были и дивергенты - сталкеры, все же решившиеся на брак с представителем иной расы и заимевшие детей-полукровок. Империя не одобряла дивергентов и их потомков, но ее собственное законодательство не позволяло им навредить. Посему было лишь вербальное воздействием путем угроз, оскорблений и так далее, а полукровки разумно молчали о своем происхождении.