– Это всё фаршлепте кренк… Ни дедушка, ни папа никак не думали, что фюрер и на самом деле такой сонэ Исраэль, каким представлялся. Да и потом дедушка говорил: «Из труб крематориев улетучатся последние остатки нашего галутного позора». Он ошибался, но кто же не ошибается в этом мире, скажите мне?..
– В денежном выражении он очень выгодно ошибся, насколько я знаю… Ну да ладно, меня ваши старые гешефты не интересуют. Так вот, Клаб использовал Адольфа, и использовал по полной программе. Одно время казалось, что он придет в регион Игры и мы будем вести раунд за его спиной.
– Значит, ви тоже в нём ошиблись…
Сахиб пожал плечами.
– Да, мы проиграли тот раунд. Но очень быстро восстановили преимущество. К слову, не без помощи ваших дедушки и папы. А знаете, почему именно ваша фирма была выбрана для нужд Игры, а позже вас ввели в Клаб? Потому что некий Иуда имел непосредственное отношение к обретению Артефакта. За вашей семьей присматривали с тех самых пор, как его значение открылось нашим предшественникам. Все, кто имеет отношение к Артефактам – участники Игры. И только когда все они умрут…
– … таки тогда закончится Большая игра! Знаю-знаю…
– В этом-то, мсье Жан, и весь цимес.
Юноша отвернулся к обрамлённому под готику окну. За ажурной балюстрадой открывался пейзаж, похожий на старинную открытку: в чистом осеннем зеркале мирной реки отражались аккуратные крыши деревни. Редкие люди на её улочках казались призраками. Неподвижные автомобили у домов были столь неуместны, что взгляд сразу отталкивался от них и устремлялся к белым стенам круглого форта. Основательно обглоданные временем, они упрямо хранили память о феодальной славе. В закатном солнце старым золотом сиял густой кустарник по берегам, кое-где проступала тёмная зелень сосен, среди которых уже висели первые лохмы вязкого вечернего тумана. Вдали опустошённые пожухлые виноградники смиренно ожидали зимнего сна. Пишущий их продрогший художник, безнадежно пытающийся выплеснуть вместе с красками свою тоску, похоже, уже наполовину растворился в гулкой ноябрьской пустоте.
Сахибу всё это было безразлично. Сидел, нахохлившись, как замёрзший воробей, не потрудившись сбросить короткую кожаную куртку. Грязноватые перепутанные кудри свешивались на светлые глаза, странные глаза, одновременно и бешеные, и холодные, и подёрнутые дымкой печали. Он казался безмерно далеким от этого новодельного охотничьего зала, чучел животных, оружия и гобеленов под старину, от милого ветхого замка в ветхой мирной стране.
Мсье Жан встревожено взглянул на него. Его угловатое, словно написанное кубистом, лицо выражало болезненную озабоченность, а иногда по нему проскальзывала гримаса, очень напоминающая страх. Жан нервно ткнул длинным кривоватым пальцем в кнопку пульта. Почти сразу двери бесшумно распахнулись, вышколенный слуга в расшитой ливрее внёс старинный резной графин и два бокала, с изящным поклоном поставил поднос на стол. Сахиб, не глядя, мотнул головой, но мсье Жан всё же наполнил оба бокала золотистым местным вином.
Как и его гость, он чуял приближение великой развязки и никак не мог понять, что она принесет ему лично, от чего пребывал в лёгкой прострации. Истоки его частной разведки уходили глубоко в прошлое, может быть, ещё в наивное средневековье, когда между европейскими гетто и общинами Азии свободно циркулировали путники и их единоверцы всегда знали последние новости английского двора, секреты Святого престола и цены на шёлк в Кайфэне. Окончательно всё оформил дед мсье Жана, выдающийся человек, оставивший разветвлённую структуру, способную в кратчайшие сроки добыть любые сведения, и при этом ни от кого, кроме собственной семьи, не зависящую. Но что будет с этим семейным делом… да что там делом, вообще что будет с ам Исраэль в новом мире, наступление которого сулил успех Клаба?.. Мсье Жан не знал этого и знать не мог.
«Лоймир азой дер лебен мешиях», – пожав плечами, философски подумал он, обороняясь от тревожных предчувствий, и утешился глотком своего любимого вина.
Казалось, они так и будут вечно спускаться по длиннейшим лестницам. Сперва спуск радовал глаз чинной роскошью мрамора и изразцовых плиток, но чем ниже, тем темнее и уже становились переходы и лестницы. Фактически, это был второй замок, выдолбленный под первым в известняке. Он углублялся в недра настолько же, насколько внешний устремлялся к небу. Сахибу пришла в голову аналогия с игральной картой. «Скорее, валет, чем король», – мелькнула у него мысль, когда они шли под нависшими сводами, кое-где украшенными полуосыпавшейся прихотливой лепниной, мимо стеллажей с невзрачными, покрытыми клочьями пыли бутылками, содержащими пенистый напиток.