Филон Александрийский с большим одобрением относился к классификациям по семилетиям, считая, что они подтверждают совершенство числа семь[79], и даже привел собственную, представляющую пересказ с незначительными нюансами солоновской, однако в ней отсутствует сопряжение семилетий с возрастной терминологией, как это сделано у Гиппократа.
Согласно Ксенофонту (Воспоминания о Сократе, 1.2.35), когда Сократа обвинили в том, что он развращает молодежь, он спросил, кого его обвинители называют молодежью, и получил ответ: тех, кто не может быть членами совета, иными словами, всех до 30 лет. В Риме со II в. до Р. Х., когда были введены «возрастные законы» (возможно, определенные возрастные ограничения существовали и раньше, но достоверно о них ничего не известно), членом сената можно было стать в 30 лет. Август понизил минимальный возраст, когда римский гражданин мог становиться квестором, с 30 лет до 25[80]. Раввинистическая традиция считает, что в 30 лет человек готов к власти, а в 50 может быть советником (Авот, 5.21).
Проблема возрастной терминологии осложняется тем, что, хотя в языках и культурах существуют конвенции (в разных разные) в определениях границ того или иного возраста, они во многом размыты благодаря некоторым особенностям человеческой психики. Суждение о возрасте часто определяется ситуацией, в которой это суждение делается.
Например, мы можем сказать: «Он умер таким молодым! Ему не было еще шестидесяти лет» или «Он женился в немолодом возрасте – ему уже перевалило за пятьдесят».
Вопрос, заданный Сократом своим обвинителям, закономерен. Классификации возрастов существовали, ученые люди (типа Филона) их обсуждали и на них время от времени ссылались, но к реальной жизни и к реальному словоупотреблению все это имело мало отношения: понятия «молодой» или «старый» не поддаются точному определению. Через пять с лишним веков вопрос, заданный Сократом, продолжал интересовать юристов. Ульпий Марцелл, писавший во второй половине II в. по Р. Х., привел следующий гипотетический пример: по завещанию все молодые люди, находящиеся в услужении завещателя (т. е. его рабы), оставлены другому человеку. Вопрос: в каком возрасте начинается и в каком заканчивается молодость? (a qua aetate iuvenes et in quam intellegi debeant?). Ответ Марцелла: каждый случай нужно рассматривать отдельно, в подобных контекстах никаких строгих возрастных границ к таким общим терминам применить нельзя. Тут же он, впрочем, добавляет, что сам считает, что iuvenis занимает промежуточное положение между adulescens и senior (Дигесты, 32.69.1)[81].
Определение возраста во многом зависит еще и от того, к какой возрастной группе мы сами относимся. Когда Н. С. Хрущев пообещал построить коммунизм через двадцать лет, я очень горевала из-за того, что, когда наступит золотой век, я буду глубокой двадцативосьмилетней старухой и поэтому не смогу в полной мере насладиться его плодами. Чем старше мы становимся, тем ближе к себе мы придвигаем границу молодости[82]. А ведь мы не знаем, сколько лет было Луке, когда он сочинял Деяния.
Второе упоминание о возрасте Павла диаметрально противоположно первому. В Флм 9 Павел называет себя престарелым – πρεσβύτης[83].
Это слово в классификации Гиппократа присутствует: πρεσβύτης помещен в восьмую седмицу: от 49 до 56 лет. Таким образом, молодой человек по Пифагору оказывается пожилым по Гиппократу, а в последние четыре года пифагоровская молодость вообще соответствует гиппократовской старости.
Относительность оппозиции молодой/старый отчетливо прослеживается на античном материале. Так, например, проигравший сражение сорокачетырехлетний Ганнибал, согласно Ливию (История Рима от основания города, 30.30.10), называет себя стариком (senex), а Цицерон (Филиппики, 2.46.118) называет себя старым в 62 или 63 года, но молодым во время заговора Каталины, когда ему было примерно столько же лет, сколько «старику» Ганнибалу: defendi rem publicam adolescens, non deseram senex – «Я защищал государство в молодости, не оставлю его в старости». Возраст один, но ситуации разные. Успешная защита отечества ассоциируется с молодостью, поражение в сражении – со старостью[84]. Паркин в своей интересной книге «Старость в римском мире» привел любопытную таблицу, в которой собраны сведения о том, какой возраст разные античные авторы считали началом старости. Диапазон весьма велик: от 42 до 77 лет[85].
79
De opificio mundi, 103: Δίχα δὲ τῶν εἰρημένων ἐναργέστατα παριστᾶσι τὴν τελεσφόρον δύναμιν ἐβδομάδος καὶ ἁι ἐκ βρέφους ἄχρι γήρως ἀνθρώπων ἡλικίαι μετρούμενοι ταύτη – «Κροме уже упомянутого несущую совершенство силу семерки показывают следующим образом также возрасты человеческой жизни от младенчества до старости».
80
81
82
И наоборот: отодвигаем время наступления конца жизни. Так, Солон, который сначала считал пределом человеческой жизни 70 лет, приближаясь к этому возрасту, измснил свое мнение. В элегическом обращении к поэту Мемнерму, который выразил желание встретить смерть в шестидесятилетием возрасте, Солон предложил заменить «шестьдесят» на «восемьдесят»; о полемике Солона и Мимнерма см.:
83
Многие комментаторы принимают конъектуру Бентли πρεσβευτής («посол»). Лайтфут (