Страбон (География, 14.5.13 [673]) дает очень интересное описание Тарса как весьма специфического центра образованности: «Жители Тарса с таким рвением занимались не только философией, но и общеобразовательными предметами, что превзошли Афины, Александрию и любое другое место, какое ни назовешь, где существуют школы и обучение философии. Отличие этого города от других в том, что здесь все, кто занимается наукой, местные уроженцы, а чужестранцы неохотно переселяются сюда. И сами местные жители не остаются здесь, а отправляются за границу для усовершенствования; закончив образование, они охотно остаются на чужбине, и только немногие возвращаются домой… Далее, в городе Тарсе много всевозможных школ риторики. Вообще же Таре имеет большое и очень богатое население, занимая положение главного города» (пер. Г. А. Стратановского).
Аполлоний Тианский был менее лестного мнения об ученой жизни Тарса, куда его, четырнадцатилетнего, отправил на учебу отец: Аполлоний «находил, что городские нравы легкомысленны и мешают учиться, ибо в Тарсе, как нигде, все жители привержены к роскоши, насмешливы, дерзки и о нарядах заботятся больше, чем афиняне о мудрости, так что сидят на берегах своего Кидна, словно изнеженные водяные птицы» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского, 1.7, пер. Е. Г. Рабинович).
Среди философов, родившихся в Тарсе, были Антипатр, Архедем, Нестор, два Афинодора, Плутиад и Диоген. Страбон упоминает также грамматиков Артемидора и Диодора, а также трагического поэта Дионисида. Многие жители Тарса получили известность в Риме: «Рим как раз такой город, который может дать нам представление о множестве ученых из Тарса» (Страбон. География, 14.5.14-15 [675]).
Чаще всего Таре вспоминают в связи с двумя событиями: романтической встречей Антония и Клеопатры, положившей начало их любви, и рождением в нем Павла. Не случайно древние ворота, сохранившиеся в Тарсе, называются одновременно Павловыми и Клеопатриными (и тот и другая, впрочем, никакого отношения к ним не имели). Первое событие было обставлено с голливудской роскошью: Клеопатра плыла по Кидну, чьи ледяные воды когда-то едва не стоили Александру жизни, на корабле с шелковыми пурпурными парусами. Ее сопровождали мальчики и девочки в костюмах эротов и нереид. Царица возлежала на ложе, покрытом золотой тканью. Над рекой разносились звуки музыки и аромат благовоний. Что оставалось бедному Антонию, как не упасть в ее объятия? Кончилось, как известно, все очень печально.
Второе прошло незаметно: в еврейской семье[26] родился мальчик, получивший имя Саул, прославленное в еврейской истории, и этому мальчику предстояло перевернуть ход мировой истории под именем Павла. Впрочем, у Саула было еще несколько имен, поскольку он был римским гражданином, причем потомственным: этим статусом обладали его родители, как это следует из Деян 22:28. Значит, у него должно было быть три имени: преномен, т. е. собственно личное имя, номен – родовое имя и когномен, нечто вроде фамилии. Когда освобожденный раб или иностранец получал гражданство, то он сохранял свое собственное имя как когномен и брал преномен и номен римлянина – своего спонсора, который обеспечивал ему римское гражданство. Именно когномен в этом случае являлся реальным собственным именем. Дети нового римского гражданина сохраняли номен отца, но получали новый когномен, причем прослеживается тенденция заменять туземные имена (например, греческие) на латинские[27]. В период империи среди высшей аристократии появилась мода давать множество имен. Претендентом на право быть внесенным в античную Книгу рекордов Гиннесса можно считать консула 169 г., у которого было 38 (!) имен[28]. Низшие слои подражали этой моде, и постепенно двойные когномены становятся все более популярными. Второй когномен (так называемый signum или supemomen) мог присоединяться формулами «а также», «или», «прозываемый»: qui et, sive, signo (по-гречески ὁ καὶ или ὁ ἑπικαλούμενος, ὁ λεγόμενος)[29]. Имя Павел (Paul(l)lus) известно и как преномен, например Павел Фабий Максим (Paullus Fabius Maximus), и как когномен, например Луций Сергий Павел (Lucius Sergius Paullus). Надо сказать, что преномен «Павел» является крайне редким (известен в семействе Эмилиев: Paullus Aemilius Lepidus, который был дополнительно избранным консулом – consul suffectus – в 34 г. до Р. Х., и Фабиев: уже упомянутый Paullus Fabius Maximus, занимавший должности консула в 11 г. до Р. Х. и проконсула Азии в 9 г. до Р. Х., и Paullus Fabius Persicus, консул 34 г. по Р. Х., см.: RE, 6.2, s.v. Fabius Nr. 102, 120; RE, 1 s.v. Aemilius, Nr. 82), а когномен (Paullus, Polus, Pollus) достаточно распространенным[30]. Из известных сенаторских семей он встречается у Эмилиев, Веттениев и Сергиев (Aemilii, Vettenii, Sergii), а также в двух италийских семьях Ацилиев и Салвиенов (Acilii, Salvieni)[31]. К настоящему моменту нам известно о пяти евреях, помимо апостола, которые носили имя Павел. Один из них был отцом Иуды, упомянутого среди списка жертвователей, которые помогли построить еврейскую благотворительную столовую в Афродисиаде в конце II – начале III в. по Р. Х[32].. ([Ἰού]δας Παύλου). Второй Павел также жил в Малой Азии – в Сардах, но в более поздний период: в послеконстантиновское время. Этот Павел носил титул комита (κόμης), т. е. занимал высокий военный или гражданский пост[33]. Трое других евреев с именем «Павел» происходят из Палестины. В гробнице 5 из Джатта около Кесарии (Caesarea Maritima) было похоронено трое Павлов: Павел, сын Мариамы (другой вариант: Павел и Мариама) – Παύλου Μαράμη; Павел, чье имя дано в форме Παυλουν[34], и еще один Павел – Παύλου. Надписи нанесены на стенах погребальной камеры. Издатели на основании анализа имен тех, кто был похоронен в той же гробнице, датируют камеру концом I в. по Р. Х[35]..
26
В апокрифе «Восхождение Иакова», сохранившемся у Епифания (Панарион, 30.16.9), Павел назван греком, который принял иудаизм ради брака с еврейкой, однако после того, как брак расстроился, в гневе начал выступать против обрезания, субботы и закона. Нет нужды говорить, что эти сведения совершенно неправдоподобны.
27
28
30
См.:
32
33
34
Издатели этих надписей (