Версия Тацита отличается от изложенной Иосифом Флавием. Согласно римскому историку, в сенате обсуждался вопрос о запрещении египетских и иудейских обрядов, и было принято постановление сената отправить на Сардинию четыре тысячи подходящих по возрасту потомков вольноотпущенников, исповедующих иудаизм (quattuor milia libertini generis ea super– stitione infecta)[60], как дополнительную силу для борьбы с местными разбойниками. Сенат полагал, что если из-за тяжелого климата они все перемрут, то это будет небольшая потеря (vile damnum). Кроме этого, остальным иудеям предписывалось покинуть Италию, если к определенной дате они не откажутся от своих обрядов[61].
Сообщение Светония об этих же событиях выглядит следующим образом:
Externas caerimonias, Aegyptios Iudaicosque ritus сот– pescuit, coactis qui superstitione ea tenebantur religiosas vestes cum instrumento omni comburere. Iudaeorum iuventutem per speciem sacramenti in provincias gravioris caeli distribuit, reliquos gentis, eiusdem vel similia sectantes urbe summovit, sub poena perpetuae servitutis nisi obtemperassent. Expulit et mathematicos, sed dep– recantibus ac se artem desituros promittentibus veniam dedit[62].
«Чужеземные священнодействия и в особенности египетские и иудейские обряды он [Тиберий] запретил; i тех, кто был предан этим суевериям, он заставил сжечь свои священные одежды со всей утварью. Молодых иудеев он под видом военной службы разослал в провинции с тяжелым климатом; остальных соплеменников их или единоверцев он выслал из Рима под страхом вечного рабства[63] за ослушанье. Изгнал он и астрологов, но тем из них, кто просил помилования и обещал оставить свое ремесло, он даровал прощение».
И наконец, Сенека, упоминает об изгнании в контексте своего рассказа об увлечении в молодости учением Пифагора под влиянием Сотиона и в результате этого о своем отказе от животной пищи:
His ego instinctus abstinere animalibus coepi, et anno peracto non tantum facilis erat mihi consuetudo sed dulcis … Quaeris quomodo desierim? In primum Tiberii Caesaris principatum iuventae tempus inciderat: alienigena tum sacra movebantur et inter argumenta superstitionis ponebatur quorundam animalium abstinentia. Patre itaque meo rogante, qui non calumniam timebat sed philoso– phiam oderat, ad pristinam consuetudinem redii; nec difficulter mihi ut inciperem melius cenare persuasit[64].
«Под влиянием [этого учения] я начал воздерживаться от мяса, и по прошествии года эта привычка стала для меня не только легкой, но приятной … Ты интересуешься, как я от этого отказался? Моя молодость пришлась на начало принципата Тиберия Цезаря: тогда изгонялись священнодействия инородцев, и воздержание от мяса некоторых животных признавалось одним из признаков суеверия. По просьбе моего отца, не опасавшегося оговора, но враждебного философии, я вернулся к прежней привычке; ему было нетрудно убедить меня обедать лучше».
Несмотря на разницу в деталях, все эти свидетельства показывают, что гнев Тиберия был направлен не против евреев как этнической группы, а против их религии, поскольку она завоевывала приверженцев среди язычников (ср. vel similia sectantes у Светония, которые противопоставлены этническим евреям – Iudaeorum iuventus и reliqui gentis eiusdem)[65]. Единодушие свидетельств в этом вопросе делает достаточно сильной позицию тех, кто расценивает их как подтверждение миссионерской активности иудеев, – от них нельзя отмахнуться с такой легкостью, как это сделал Гудмен[66]. Но действительно ли энергичная пропагандистская деятельность по превращению римлян в иудеев единственное объяснение для репрессивных действий Тиберия[67]?
Согласно Тациту, сенат готовил запрещение не только иудейских, но и египетских обрядов. Никто, как кажется, не пытался на этом основании приписывать египтянам особенное миссионерское рвение. По Светонию, под запретом оказались вообще все чужеземные священнодействия. Сохранение традиционных римских нравов было предметом серьезной озабоченности римского правительства, и оно предпринимало меры по ограждению римского общества от нежелательного влияния восточных культов. Изгнание представителей религий, которые по тем или иным причинам становились модными в Риме[68], было, с точки зрения властей, самым действенным методом борьбы с нежелательными религиозными влияниями. Вопрос стоял очень серьезно: отправление всеми гражданами государственных римских культов призвано было гарантировать стабильность и благополучие государства. Особенно актуальными такого рода гарантии становились в период социальной и политической нестабильности, а именно такими были 14-23 гг., когда происходили серьезные перебои с поставками в город зерна, достигшие критического уровня как раз в 19 г. Иудаизм вошел в моду, и реакция на это воспоследовала в тот момент, когда борьба с экономическими неурядицами потребовала религиозной консолидации. При этом Риму отнюдь не угрожало, что его граждане обратятся в иудаизм: увлекшиеся иудаизмом римляне становиться прозелитами не торопились. Помимо малоприятной для мужчин хирургической операции, принятие иудаизма означало социальную изоляцию и отказ от традиционного образа жизни, обязательной частью которой было участие в религиозных церемониях. Иное дело стать приверженцем восхитительно-экзотических восточных культов Митры или Сабазия, Изиды или иудейского Бога, не беря на себя особенных обязательств и сохраняя свою римскую идентичность. Римляне искали разнообразия, а не полного изменения своего образа жизни[69]. Совсем не нужно было организовывать полномасштабную миссионерскую деятельность, чтобы их заинтересовать.
60
Использование единственного числа ea superstitione указывает, что в число отправленных на Сардинию адепты египетских культов не входили, см., например, Stem,
65
Иную интерпретацию предлагает Вильямс (Williams, «The Expulsion of the Jews», 779 слл.; ср. также H. Solin, «Juden und Syrer im westlichen Teil. Eine ethnisch-demographische Studie mit besonderer Beriicksichtigung der sprachlichen Zustände»,
67
См., например, Georgi,
68
Ср., например, как Тит Ливий описывает распространение вакхических ритуалов и объясняет причину этого: Initia erant, quae prima paucis tradita sunt; deinde vulgari coepta sunt per viros mulieresque. additae voluptatis religioni vini et epularum, quo primo animi inlicerentur. – «Сначала в таинства были посвящены немногие, но затем доступ в них становился все шире и для мужчин, и для женщин, а чтобы вовлечь еще больше людей, обряды стали сопровождать попойками и пиршествами» (пер. Э. Г. Юнца) (39.8.5). Чуть дальше (39.15) Ливий цитирует речь консула, который исчисляет число вакхантов тысячами и сообщает, что начало «этого зла» было положено женщинами: primum igitur mulierum magna pars est, et is fons mali huiusce fuit. Похоже, в распространении иностранных культов в Риме женщины часто играли более активную роль, чем мужчины. Ср. также комментарий Гудмена (Goodman,