– Если ты собираешься вернуться домой в девять, почему ты так и не скажешь? Тогда я смогу распланировать вечер. Чего я не выношу, так это быть связанной. Ждать.
– Ну так возьми и делай, что хочешь. Я не просил ждать меня.
– Но ты же знаешь, что я буду ждать.
– Кто же в этом виноват?
Время от времени она пыталась сделать так, как предлагал он, распланировать вечер так, словно и не ждет его, но побороть привычку было трудно, и даже когда она ужинала без него, купала Джулию и укладывала спать, смотрела телевизор, она прислушивалась, тревожилась, ждала его.
Сэнди сидела за столом на кухне у Энн, перед ней лежала стопка «Кроникл». Несмотря на то, что к этому времени статьи за ее подписью уже года два появлялись в газете довольно регулярно, Энн все еще вырезала каждую и даже просила Сэнди принести лишние экземпляры с серией заметок об успешных попытках округа добиться отмены строительства атомной электростанции в его окрестностях. Историю подхватили телеграфные агентства и перепечатали некоторые газеты по всей стране.
– Ничего не могу поделать, я горжусь тобой, – сказала Энн с улыбкой. На восьмом месяце второй беременности ее лицо стало одутловатым, и улыбка тонула в расплывшихся щеках. На этот раз вес был просто весом, тем, от чего необходимо избавиться как можно быстрее.
Сэнди отодвинула газеты в сторону. В последние несколько месяцев она частенько приходила к сестре ужинать, якобы для того, чтобы составить ей компанию, когда Тэд задерживался в конторе. Она являлась, вооружившись списком новых слов, которые недавно узнала и хотела, чтобы Энн заучивала их, повторяя и втолковывая их серьезно, настойчиво и терпеливо: маниакально-депрессивный, недееспособный…
– Ну какая разница, как это назвать? – спрашивала Энн, – Эстелла такая, какая есть.
– Как ты не понимаешь, у этого есть название. Это не просто Эстелла. Не то, что она сделала с нами. Не что-то неопределенное, Энн. Это реальность. Болезнь. У нее есть название и признаки.
– Все равно не понимаю, каким образом от этого что-то меняется.
– Меняется наше отношение. Это не наши фантазии, мы не выдумывали ее. Это не наша вина.
Энн немного помолчала.
– Ты думаешь, если наклеить на Джонатана и Эстеллу ярлык и поместить их в коробочку, то отделаешься от них? Разве ты не можешь просто принять их такими, какие они есть?
– Нет. А ты можешь?
Энн ничего не ответила.
Придя домой, Тед открыл пиво и сел вместе с ними за стол, поставив бутылку прямо на «Кроникл».
– Славная работа, Сэнди, – язвительно заметил он.
– В чем дело? Тебе не понравился мой синтаксис?
– Да нет, по мне твой синтаксис вполне хорош, – сказал он, улыбаясь. – Со стилем у тебя все в порядке. Вот тема – другое дело.
– И что все это должно означать?
– А то, что эта самая электростанция, против которой ты так выступала, могла бы дать городу много рабочих мест, которые нам сейчас так отчаянно нужны.
– Тед, – вмешалась Энн, – мне казалось, ты был против этой электростанции. Ты сам говорил, что они недостаточно в этом разбираются.
Он пропустил ее слова мимо ушей.
– Что за ощущение, когда обладаешь такой властью? – спросил он у Сэнди.
– А я и не подозревала, что обладаю какой-то властью. Но уверена, что если бы это было так, то было бы просто замечательно.
Тед засмеялся.
– Не сомневаюсь.
– Тебе лучше знать, – продолжала Сэнди. – По-моему, в этом доме вся власть в твоих руках.
– Вот как ты считаешь?
– Угу.
– Откуда такие познания?
– Отнеси это на счет моей исключительной наблюдательности.
Тед улыбнулся.
– Что ж, внешность бывает обманчива. За симпатичной наружностью твоей сестры скрывается на удивление упорное стремление поступать по-своему. Правда, Энн?
Они оба посмотрели на нее.
– Пошли вы, – произнесла она так тихо, что в первый момент они оба подумали, что ослышались. – Пошли вы оба. – Она вскочила из-за стола и быстро вышла.
Взгляды Сэнди и Теда встретились, и они поспешно отвели глаза в сторону. Сэнди последовала за Энн в гостиную.
– Энн?
– Оставь меня в покое, ладно?
– Извини. Я не понимаю, в чем дело, но все равно извини.
– Думаешь, раз я не пишу для какой-нибудь дурацкой газеты, значит, я идиотка. А, черт, что я вообще понимаю, у меня даже работы нет. Все простые ответы знаешь только ты.
– Ох, Энн, я никогда не имела в виду ничего подобного. Мне это даже в голову никогда не приходило.
– С чего ты так уверенно судишь о моей жизни?
– Извини. Пожалуйста.
Энн вздохнула.
– Я позвоню тебе завтра, – предложила Сэнди, подхватив свои вещи, стоя с ключом от автомашины в руке. – Договорились? Договорились, Энн?
– Конечно.
Когда Тед услышал, как закрылась дверь, он подсел к Энн на диван.
– Я ничего особенного не хотел сказать, – произнес он и прижался к ней. – То есть, я имею в виду, мне нравится это твое стремление. Ну, давай поцелуемся. Давай. Вот так-то лучше.
Трехлетняя Джулия бежала впереди них, ее крепкие ножки так и мелькали, направляясь прямо к ступенькам при входе. Она поздно начала ходить и с тех пор с редкостной сосредоточенностью наверстывала упущенное. Одним из первых она выучила слово «я», и хотя теперь уже произносила полные и понятные предложения, стоило ей расстроиться, особенно если кто-то пытался сделать за нее то, что она точно могла бы сделать сама, язык и воля все еще сталкивались в вихре «я-я-я-я», пока она не добивалась своего. Энн никогда прежде не слышала, чтобы ребенок в ее возрасте совершенно спокойно и охотно оставался в комнате один.
Энн шла на несколько шагов позади, держа Эйли, завернутую в желтое, связанное крючком одеяло, рядом с ней – Тед, нагруженный двумя коробками книг. В тот день они уже пять раз ходили туда-сюда, этот был последним. Коробки и узлы все еще громоздились у входа в их новый дом на Сикамор-стрит, и Тед при входе споткнулся об них.
– Нет ничего лучше своего дома, – сказал он, поднимаясь с кучи вещей на полу.
Энн отнесла Эйли в пустую спальню, где заранее поставила кроватку, и осторожно уложила. Пол, стены и окно были еще голыми, и когда она обернулась на пороге, ей показалось, что она неосторожно оставила ребенка плавать в таком огромном пустом пространстве. В соседней комнате Джулия стояла у окна – ее глаза были как раз на уровне подоконника – и выглядывала во двор с удовлетворением новоиспеченного владельца. Она не слышала, как Энн прошла мимо, раскладывая на кровати свое любимое одеяло, малиновый прямоугольник в мелкую крапинку.