– Да.
– С кем из них ты жила?
– Я жила с мамой.
– Твои папа и мама долго жили раздельно?
– Около года.
– И за это время твоя мама когда-нибудь говорила о том, чтобы снова сойтись с папой?
– Нет.
– Она никогда не упоминала о намерении воссоединиться с ним?
– Нет. Без него она была счастливее. Я знаю, что это так, – на какое-то мгновение она взглянула в сторону отца, их взгляды столкнулись. Он подался вперед, открываясь перед ней, стараясь подействовать на нее, понять ее, но она была недосягаема. Она отвернулась, отвернулась прежде, чем в ней шевельнулось ответное чувство и смогло предъявить свои права. Она моргнула и снова переключила внимание на прокурора.
– Хорошо, Джулия. Когда ты и твоя сестра были с отцом в те последние выходные, у тебя с ним вышел долгий разговор. Это верно?
– Да.
– И он сказал тебе, что хочет вернуться к маме?
– Да. Он сказал, что все еще любит ее.
– Отлично. Итак, вы трое в воскресенье днем покинули гору Флетчера и поехали обратно в Хардисон. Вы где-нибудь останавливались по пути?
– Один раз, у «Берлз Лаундж».
– Зачем?
– Папа сказал, ему надо в туалет. – Тед размышлял, когда в ее голосе появился этот сарказм. – Но, когда он вышел, от него пахло виски.
– Возражаю, – поднялся Фиск.
– Возражение отклоняется.
Риэрдон не отступал.
– Джулия, нам придется поговорить о том, что произошло, когда вы в тот вечер вернулись домой. Кто нес ружье, когда вы вошли в дом?
– Мой отец.
– Он когда-нибудь выпускал его из рук?
– Нет.
– Ты ни разу не взяла его и не дотронулась до него?
– Нет, – ее голос начал чуть дрожать.
– Хорошо. Я лишь хотел убедиться, что с этим все ясно. А теперь, Джулия, что же произошло, когда вы приехали домой? Что произошло между твоими мамой и папой?
– Она начали ругаться.
– Они громко ругались?
– Да. Очень громко.
– Ты помнишь, из-за чего они ругались?
Судебный протоколист, изможденный, болезненного вида человек в лоснящемся коричневатом костюме, смотрел на Джулию, а его пальцы, словно существуя отдельно от тела, продолжали бесшумно порхать над клавиатурой.
– Мама ходила на свидание, и отцу это не понравилось.
– Он сильно рассердился?
– Да.
– Возражаю. Обвинитель задает наводящие вопросы.
– Возражение принято.
Риэрдон начал сначала.
– Ты помнишь, что сказал твой отец, Джулия?
– Он сказал, что никогда не позволит ей уйти. Сказал, что она ошиблась, если решила, что он позволит. Он сказал, что ей придется об этом пожалеть.
– А что сделала твоя мама?
– Она просила его успокоиться, но он не хотел.
Риэрдон остановился перед присяжными, обдумывая сказанное.
– А что произошло потом? – спокойно спросил он.
– Он застрелил ее, – у Джулии защипало в глазах, и она сморгнула подступившие слезы.
– Джулия, ты видела, как твой отец навел ружье на твою маму?
– Да.
– Она лжет! – Низкий голос Теда разорвал тишину, заполнил зал, ошеломил аудиторию. Это были первые слова, что он произнес за все время, и присяжные, как один, обернулись к нему. Только Джулия, единственная из всех, не дрогнула, не взглянула.
Судья Карразерс громко стукнула молотком.
– До вас дойдет очередь, мистер Уоринг. А пока вы будете вести себя тихо. Еще одна подобная выходка, и мне придется удалить вас из зала. – Она задержала на нем взгляд, потом обратилась к Риэрдону: – Продолжайте.
– Извини, что приходится снова возвращаться к этому, Джулия, но я хочу убедиться, что здесь все ясно. Ты видела, что твой отец действительно поднял ружье и прицелился в голову маме?
– Да. – Теперь она теребила юбку, которая потеряла форму и стала влажной.
– Как далеко ты находилась от своего отца, когда он целился в маму? Можешь показать?
Она посмотрела на разделявшее их пространство фута в три длиной.
– Примерно на таком расстоянии, как сейчас вы от меня.
– Джулия, вытяни руку. Вот так. Как можно дальше. Ты не можешь дотянуться до меня, верно? – спросил Риэрдон.
– Не могу. – Она отвела протянутую руку, которую покалывало, словно она затекла.
– И на таком расстоянии ты находилась от своего отца, когда он выстрелил?
– Да.
– Что произошло, когда ты увидела, как он поднимает ружье и прицеливается? Ты что-нибудь сделала?
– Я закричала: «Перестань! Нет!»
– И что он сделал?
– Он все равно выстрелил. Я пыталась схватить ружье, но было слишком поздно. – На последних словах ее губы задергались, так что они произносились медленно.
– Ты достала его уже после того, как он выстрелил?
– Да.
Риэрдон слегка улыбнулся ей.
– У меня больше нет вопросов.
Настала очередь Фиска. У него было мало опыта общения с детьми, и он всегда избегал длительных контактов с ними, особенно на свидетельском месте, где они оказывались непредсказуемыми и неуправляемыми. Тем не менее за последние несколько недель он потратил много времени на телефонные разговоры со своей четырнадцатилетней племянницей, схватывая ритм и интонацию ее речи, и теперь надеялся, что сумеет контролировать Джулию.
Улыбаясь, он медленно приблизился к ней.
– Здравствуй, Джулия.
– Здравствуйте.
– Джулия, ты очень сердилась на отца, когда в прошлом году твои родители разъехались?
Джулия пожала плечами.
– Разве ты не сердилась на отца за то, что он ушел?
– Нет. – Ее голос вдруг зазвучал ожесточенно, вызывающе. – Я была рада, что он ушел.
– Ты не очень-то любишь своего отца, а, Джулия? Мне кажется, ты в самом деле достаточно сердита на него, чтобы попытаться причинить ему вред, верно?
Джулия не ответила.
– Джулия, когда твой отец звонил маме, ты ведь иногда обманывала его, говоря, что ее нет дома, хотя она была?
– Не помню.
– Ты находишься под присягой, Джулия. Ты ведь понимаешь, что это значит?
– Да.
– Так ты иногда лгала?
– Она не хотела его видеть.
– Пожалуйста, отвечай на мой вопрос, Джулия. Ты иногда лгала?
– Возможно, – выпалила она.
– Итак, ты сказала, что в те выходные на горе Флетчера у вас с отцом произошло нечто вроде разговора по душам. И ты только что говорила, что он сказал, что любит твою маму?