– Сэнди? Привет. Что ты делаешь? Не хочешь заглянуть и составить компанию старшей сестре?
Через двадцать минут Сэнди въехала на подъездную аллею на своей видавшей виды «хонде» цвета морской волны. Энн наблюдала из окна гостиной сквозь тюлевые занавески, как Сэнди идет к крыльцу быстрой уверенной легкой поступью – так она ходила всегда. Она была немного уменьшенной, более утонченной копией Энн, сгустком нервной энергии и бесконечной живости. Голова опущена, подбородок выставлен вперед, при этом тылы у нее всегда были защищены. Она несла большую кожаную сумку, постоянное присутствие которой казалось Энн загадочным и вызывало у нее зависть, как тайный знак жизни более разнообразной и сложной, чем ее собственная. Она с улыбкой открыла дверь.
– Спасибо, что заехала.
– И куда же Тед Великолепный забрал детей на выходные? – спросила Сэнди, войдя в кухню вслед за Энн, устраиваясь за ослепительно белым столом и наливая себе бокал белого вина, которое поставила Энн.
– Охотиться на горе Флетчера.
– Он решительно собрался сделать из девочек настоящих маленьких мужчин.
– Разве девочки не должны иметь точно такого же права охотиться, как мальчики?
– А ты кое-чему научилась, – сказала она, улыбаясь. – Но дело не в этом. Мне казалось, что ты не одобряешь охоту.
– Да.
– Не понимаю, почему ты всегда позволяешь Теду поступать по-своему.
– Сэнди, они и его дети тоже.
– Ошибка природы. Может, нам повезет, и с ним произойдет несчастный случай. На ружье сядет или еще что-нибудь.
– Как ты можешь так говорить? Я все выходные не могла отделаться от мысли, что они там, наверху, без телефона…
– Без видеомагнитофона, без игровой приставки…
– Я не шучу. – Она посмотрела на Сэнди, такую практичную, такую уверенную, никогда не позволявшую никакой мысли, никакому страху вторгаться в ее мир без ее желания, Сэнди, которая в десятилетнем возрасте пугала Энн твердостью своих суждений. – Помнишь, когда мы с Тедом только поженились, единственная работа, которую он сумел найти, была оценка имущества за пределами штата? – Она смущенно улыбнулась. – Каждый понедельник утром, перед его отъездом, я тайком подкладывала в его сумку маленькие любовные записочки. Это началось в шутку, но потом… – она помолчала, вспоминая, как потрясена и счастлива была тогда тем, что она замужем, что принадлежит ему, она никогда не ожидала этого, и как боялась потерять все, создавала сложную паутину суеверных ритуалов, чтобы защитить себя, – потом я начала верить, что, если когда-нибудь забуду, что-то случится, самолет разобьется, в общем, что-нибудь. – Она не сказала Сэнди, как целыми днями слушала радио, куда бы Тед ни летал, ожидая сообщения о катастрофе. – Хочешь послушать глупость? В пятницу, перед тем как девочки уехали, я положила в их рюкзаки записочки – просто на всякий случай.
Сэнди нахмурилась.
– Подумай, насколько тебе было бы лучше, если бы ты забыла положить всего одну записку, и самолет Теда разбился. Он застрахован?
– Перестань, Сэнди. Я хочу, чтобы ты оставила его в покое.
– Ладно, ладно. Так чем ты занималась весь уик-энд?
– Обещаешь никому не говорить?
– Никому не говорить о чем?
– Я ходила на свидание.
– Подожди, я что-то не понимаю. Почему это секрет? Вы же разъехались, ты не забыла?
Та ночь, на тахте, словно они были подростками, неистовая и сладостная, с легким привкусом греха…
– Просто я не хочу, чтобы Тед узнал, вот и все. Он такой собственник, – прибавила она.
– Вот именно. И с кем же ты пустилась в это сексуальное буйство?
– Боже правый, Сэнди. Между нами ничего не было.
– Ну разумеется. Боженька не велит. Всем известно, что это по моей части. С кем ты сидела на крылечке?
– С Нилом Фредриксоном. Он заведует нейрохирургией в больнице. Это он принес мне эти розы.
Они обе обернулись посмотреть. Бледно-желтые лепестки распустились во всем великолепии.
– Неплохо, – заметила Сэнди, отворачиваясь и запуская руку в красную коробочку с фигурными крекерами в виде животных. – Как это было?
– Ужасно.
– Я не уверена, что у тебя к этому правильный подход, Энн.
– Я не хочу сказать, что ужасен был он. Я имею в виду само свидание. Ходить на свидание – ужасно. Не знаю, как ты так долго выдерживала это.
– Спасибо.
– Ты понимаешь, о чем я.
– К сожалению, кажется, понимаю. Дальше ты прочтешь мне лекцию о моих биологических часах. Я знаю, что тебе это в новинку, но определенные вещи днем по воскресеньям запрещены.
– Я всего лишь хотела сказать, что вышла замуж слишком молодой, мне хотелось узнать, что я потеряла.
– Звучит с подозрительным сожалением.
– Сожаление? Нет. Я была не такая, как ты. Я не думала, что есть другой выход. Может быть, для меня и не было, не знаю. Во всяком случае, твоя жизнь казалась гораздо романтичнее моей.
– Ты имеешь в виду блистательные свидания с торговцами подержанными автомашинами и прочее?
– Перестань. У тебя замечательная работа в «Кроникл». И парень у тебя замечательный. Тебе следует быть внимательней к Джону.
– С чего ты решила, что я к нему невнимательна?
– Не понимаю, почему тебе просто не выйти за него замуж. Ты с ним вместе уже почти год. Разве это не рекорд для тебя? И он уже дважды делал тебе предложение.
– Потому что тогда он всю жизнь будет таскать мне спортивные тапочки из этого своего богом забытого магазина и пытаться заставить меня делать зарядку. Брр…
– Я серьезно.
– Я тоже. Ты знаешь, как я отношусь к зарядке. – Она помолчала. – Иногда я думаю, что он так настаивает на женитьбе лишь для того, чтобы ему можно было отметить это галочкой в своем списке. – Она повела по воздуху рукой, словно писала. – Колледж, галочка. Карьера, галочка. Женитьба, галочка. Понимаешь, о чем я говорю?