Я даже не удивился, хотя прекрасно помнил, что месяцы в году называются иначе. Пусть будет фример. Пусть будет Второй год. Не это сейчас важно…
– Где мы?
– В трех лье от Лиона, гражданин Шалье. Мы получили приказ вернуться в Париж…
Лион…[5] Слово упало в пустоту. Мне ничего не говорило это название. Хотя нет, что-то вспомнилось, и это «что-то» было слишком очевидным. Я умер в Лионе. Бротто! Конечно! Моя смерть называлась именно так! Бротто! Но что это? Имя? Кличка?
– Если вам нужно в Лион, гражданин Шалье, мы…
– Нет.
В Лионе мне делать нечего. Незачем вновь глядеть в глаза собственной смерти. Но мне не нужен и Париж. Мне нужен… Мне нужен…
«Синий циферблат»!
Странное название на миг удивило, но затем я понял. Тот, кто подсказывает мне откуда-то с края земли, наконец сжалился. «Синий циферблат»! Я должен добраться туда! Добраться как можно скорее, иначе будет поздно! Я и так потратил слишком много времени, пока лежал здесь, возле голого черного поля, рядом с такими же мертвецами, как я сам…
– Хорошо!
Я отстранил руку сержанта, попытавшегося поддержать мой локоть, и медленно встал. Теперь я уже мог видеть все – поле, лес, красные черепичные крыши деревни на горизонте и толпу небритых парней в плохо сшитых синих шинелях. Рота Лепелетье – те, кого мы не брали в плен. Каратели из Внутренней армии, месяц назад переброшенные из Бретани. Там они входили в состав Третьей Адской колонны генерала Россиньоля… Да, тот, кем я был раньше, помнил все это – и многое другое. Но теперь это не имело значения. Эти голодранцы, не умеющие даже правильно подогнать шинели, неспособные отличить мертвеца от живого, отвезут меня в Париж. Теперь я был уверен: «Синий циферблат» – что бы ни означали эти странные слова – находится именно там. Я постараюсь успеть. Я должен успеть: живой ли, мертвый – не имело теперь никакого значения.
Небо вновь стало далеким и тусклым. Тяжелые тучи закрывали солнце. Так и должно быть – ведь сейчас уже фример. Фример – последний осенний месяц Второго года Республики. Французской Республики, Единой и Неделимой, основанной на вечных и священных принципах Свободы, Равенства и Братства. Свободы – от Бога и совести, Равенства – перед ножом гильотины и Братства – в безымянных братских могилах, присыпанных негашеной известью… Пока я был жив, я делал все, чтобы уничтожить Чудовище. Жаль, не хватило жизни. Жаль, что даже сейчас, мертвому, мне приходится быть среди врагов. Рота Лепелетье – именная, отборная, из последних подонков предместья Сен-Марсо. Теперь я помнил и это. Странно, но ненависть исчезла, словно оставшись где-то там, в ушедшей жизни. Теперь мне было все равно. Я мог откликаться на прежде ненавистное слово «гражданин», говорить с этими парнями в синих шинелях, даже улыбаться. Теперь это уже не имело значения…
Итак, я смотрел в тусклое, покрытое тяжелыми тучами небо и слушал, как скрипит несмазанными колесами телега. Мы ехали медленно, останавливаясь в каждой деревне, и мне то и дело хотелось поторопить лейтенанта Дюкло, чтобы он не медлил. Мне надо найти «Синий циферблат»! Он был где-то впереди, я чувствовал это! Чувствовал – но каждый раз заставлял себя сдерживаться. Да, я спешу, но торопить этих парней нельзя. Идти быстрее они не могут – обувь плоха, у большинства ноги разбиты в кровь, и любой нормальный командир остановился бы в ближайшей деревне минимум на неделю. Лейтенант Дюкло делает, что может. Мне даже начал нравиться этот нескладный парень, из которого в настоящей армии вышел бы неплохой сержант. К сожалению, сын мебельщика из Сен-Марсо выбрал другую дорогу. И очень жаль, что он слишком любит поговорить. В каждом селе лейтенант непременно выступает перед испуганной толпой крестьян, разъясняя им суровую мудрость Конвента, решившего сровнять с землей город Лион и основать на его месте Свободную Коммуну. И сейчас, в дороге, он, не имея слушателей, то и дело подходит к моей телеге, пытаясь завести беседу. Хорошо еще, гражданин Леруа каждый раз объясняет ему, что национальный агент Шалье нуждается в покое и отдыхе…
Гражданин Леруа не оставлял меня своей опекой. Я уже успел наслушаться о контузиях, черепно-мозговых травмах и всем прочем, имеющем, по мнению ротного эскулапа, ко мне самое прямое и непосредственное отношение. Спасало одно – лекарств в саквояже этого медицинского светила давно не водилось, а посему мне рекомендовался лишь полный покой, что меня вполне устраивало. Вначале я посчитал небритого лекаря полным олухом, но потом понял – гражданин Леруа не виноват. Со стороны я действительно похож на контуженого. Я решил не спорить – пусть все идет своим чередом…
5
В июне 1793 года в Лионе началось антиякобинское восстание, поддержанное отрядами роялистов («белых»). Восстание было подавлено в конце октября, после чего Конвент принял решение об уничтожении города Лиона. В ходе репрессий погибли тысячи людей.