Мьюриси. Один из самых важных и самый большой остров Архипелага.
Открытие поразило меня в самое сердце. Слово «Мьюриси» синим китом поднялось из глубин памяти.
Сначала я прочел его на карте. Оно было отпечатано крупно, крупнее остальных. Почему это незнакомое и иностранное название что-то значит для меня? Ведь ни один из других островов не вызвал у меня столь сильного трепета и ощущения близкой связи.
Но вот мы приблизились к суше, и корабль двинулся вдоль береговой линии. Я смотрел, как в удалении проплывает земля, и меня все сильнее охватывало неясное томление.
Мы вошли в бухту, подплыли к пристани. От города над тихой водой дохнуло жаром, и мне наконец кое-что стало понятно.
Когда-то я хорошо знал этот город… И воспоминание пришло ко мне из того места, где не было воспоминаний.
Мьюриси… Нечто, что я знал раньше. Или когда-то сделал. Или испытал в детстве. А еще там жил художник Раскар Асиццоне.
Кто он такой? Почему его имя послышалось мне из пустой раковины собственной амнезии?
Самокопание пришлось прекратить. Объявили построение, и я, вместе с другими солдатами на верхней палубе, вынужден был вернуться в трюм. Весь вечер, и ночь, и весь следующий день мы просидели на нижнем ярусе, взаперти.
Находясь в жарком, душном и людном помещении, я, тем не менее, получил время для размышлений. Отгородился от всех и молча стал прокручивать в голове фрагмент пока еще неясного воспоминания.
На фоне большого темного провала, что являла собой моя память, единственное всплывшее впечатление приобрело особый контраст. Все сильнее и ярче проступали чувства, связанные с этим островом. Постепенно я начал вспоминать свой интерес к Мьюриси.
Я был подростком, а значит, в моей короткой жизни это случилось не так давно. Мне стало известно о колонии художников, живших в прошлом веке именно здесь. Где-то я даже видел репродукции их картин – может, в книгах? Я начал поиски и выяснил, что в местной художественной галерее хранится несколько подлинников. И конечно, отправился туда, чтобы увидеть их собственными глазами. Ведущим художником в группе считался Раскар Асиццоне.
Его работы меня потрясли.
Постепенно в памяти стали проявляться детали, и, наконец, из сумрака прошлого всплыла целостная картина событий.
Раскар Асиццоне придумал собственную технику живописи – тактилизм. При письме использовался особый пигмент, открытый учеными при разработке ультразвуковых микросхем. В какой-то момент патентные права на изобретение истекли, и в широком доступе появился целый спектр неимоверных оттенков, чем не преминули воспользоваться художники. Написанные ультразвуковыми красками картины быстро обрели небывалую, хотя и недолгую, популярность.
Полотна воздействовали на зрителя через тактильные ощущения, косвенно влияя на все прочие органы чувств. Совокупность цветов повергала в шок, вызывала у зрителя совершенно неожиданные ощущения. Сам Асиццоне пришел к этой технике живописи не сразу, а лишь тогда, когда остальные художники, охладев к странному новшеству, стали возвращаться к более традиционному стилю, впоследствии названному «претактилизмом».
Асиццоне же дошел до воистину нетривиальных глубин. Его светящиеся абстракции так и дышали жаром страсти. Рисовал он на крупных досках или холстах, выкрашенных в один-два основных цвета, на которых лишь слабо угадывались какие-то формы и образы. На полотне, вблизи или на расстоянии, а также на репродукциях зритель видел лишь нагромождение цвета. При ближайшем же рассмотрении, а лучше, касании красок оригинала в сознании проступали яркие эротические сцены, шокирующие своей откровенностью. Они были представлены в мельчайших деталях и с невиданной силой резонировали в мозгу, пробуждая у человека недвусмысленные желания.
В архивных подвалах художественной галереи Джетры я обнаружил целую серию давно позабытых абстракций. Я жадно касался полотен, открывая для себя мир чувственных удовольствий. Женщины, запечатленные на полотнах, были невыразимо прекрасны – таких я не видел, не знал и не сумел бы вообразить. Каждая из картин провоцировала свой чувственный образ. Все эти образы раз за разом воспроизводились в предельной точности, но были меж тем уникальны. Они зависели от личного восприятия, от потребностей и желаний смотрящего.