- Ты что, Рыба?... Тут люди. Давай я лучше сейчас попробую сделать такую вещь: скажу, что ты мне в коридоре рассказала про украинских наци, и как быть, может, надо внести в протокол. В дурачка сыграю. Закину удочку: мол, новые факты открылись... Тут же, в начале протокола, написано: если откроются новые факты, то надо их немедленно сообщить. Вот и сообщаю. Помнишь, этот псих Суза сказал, что даже потом адвокат может добавить факты: мол, беженка на интервью была взволнована, всего сразу не вспомнила, а потом вот открылись такие страсти-мордасти, - спросил я, не думая о том, что опять нарушаю святую заповедь переводчика - "не влиять"; но, с другой стороны, такое вполне было возможно, и было интересно, как поступают в подобных случаях.
Ее нога теснее, горячее, плотнее, тяжелее прижалась к моей:
- Давай, миленький. Только я не знаю, чего говорить.
- Надо найти момент. Пока читаем дальше: вопрос номер три, двоеточие, большая буква, назовите страну и точное место вашего рождения...
- Да чтоб она провалилась, эта страна!.. Одни отморозки. Как думаешь, дадут немцы что-нибудь?.. А, зайчик?
И она так надавила бедром на мою ногу, что столик заскрипел и сдвинулся с места, а Тилле, не прерывая разговора, подозрительно посмотрел в нашу сторону. Я заерзал на стуле, якобы удобно устраиваясь, она сообразила отпрянуть, наши колени разомкнулись, тепло исчезло, повеяло могильным холодом.
- Они смотрят, сиди прилично... И что значит - что-нибудь дадут?.. Тут же не базар. Они могут или дать все, если признают тебя политбеженкой, или не дать ничего - если откажут.
Сотрудники, закончив с ярмаркой и футболом, отправились пить кофе. Тилле остался один, перебирал бумаги и, заметив, что я пару раз вопросительно взглянул на него, спросил:
- Есть проблемы?
- Да нет. Просто пока мы ждали в коридоре, она мне рассказала, что в Харькове на базаре, где она торговала, ее терроризировали украинские наци за то, что она не знает украинского языка и не может отвечать на их вопросы. Палатку переворачивали, товар отнимали, портили, били, даже чуть ли не изнасиловали...
Тилле на секунду задумался, потом покачал головой:
- Это ей все равно не поможет. В таких случаях следует обращаться в местную полицию, а не в Германию.
- Да там, наверно, и полиция такая? - наивно предположил я.
Тилле развел руками:
- Вполне может быть. Но у нас совсем другие функции. Мы не можем принимать всех, кого бьют на базарах. Базаров на свете много. И половина конфликтов происходит из-за языка. Обломки Вавилонской башни, так сказать... Кстати, помните нашего знакомого, который всю Италию пешком прошел?
- Да, Лунгарь. А что, сбежал?..
- Куда ему бежать?.. Нет, просто это никакой не Андрей Лунгарь, а некто Сергей Борисов. Из центральной картотеки пришел ответ, определили по отпечаткам пальцев. Уже один раз пытался сдаться. В прошлом году.
- Преступник?..
- Не знаю. Но раньше этот Борисов, получив отказ, исчез, а теперь вот опять объявился, заново пробует.
- Раз он был тут в прошлом году, значит, весь его рассказ - ложь? подсчитал я.
- Значит, так. Как он мог быть одновременно и тут, и там?..
- А я, знаете, поверил ему. Он так складно рассказывал, в таких подробностях, - признался я.
Тилле усмехнулся
- Я тоже... Научился. Или научили. Я попросил переслать мне его дело, посмотрим, какие небылицы он в прошлом году плел. Но он в любом случае получит от меня отказ - и за ложь, и за то, что второй раз полез сдаваться. Уже закончили с протоколом?.. Не буду вам мешать.
И он вышел в коридор, а я сообщил Оксане о своей безуспешной попытке и совете Тилле обращаться в местную полицию, на что Оксана неопределенно отозвалась:
- Да ну!.. Лучше с урками спать, чем с этими уродами на сексоповал идти... Живой не выпустят... Спасибо тебе, солнышко, за все! - И ее колено опять уперлось в мою ногу, мгновенно горячо приросло к ней, и я решил, что для коменданта лагеря настало время действовать:
- А там, где ты живешь, есть телефон?.. Дай на всякий случай, может, адвокат тебе понадобится или еще что...
- Ага, ага, очень понадобится, - закивала она и, оторвав прямо от протокола малюсенький лоскуток, стала на нем царапать цифры.
В этот момент внезапно вошел Тилле, мы невольно обернулись на шаги и, как нашкодившие школьники, уставились на него, а он - на нас. Он явно видел бумажку, и я был вынужден пояснить:
- Вот, телефон свой даю, она хочет потом к адвокату обратиться, не знает, куда, а у меня есть знакомый, который специализируется по таким делам.
Тилле скептически посмотрел на меня:
- Не советую с этим связываться. Никакой адвокат ей не поможет, а деньги с нее будет тянуть исправно, а еще, чего доброго, и с вас, если ваше протеже исчезнет, ему не заплатив.
- Но я вовсе не собираюсь ей протежировать, просто дал телефон, - накрыл я протоколом бумажку, в который уж раз сегодня ругая себя за мальчишество: не мог подождать с этими глупостями до коридора?.. Нет, надо было прямо на глазах у Тилле телефонами, да еще на таких стремных лоскутках, обмениваться!.. Есть дурачки умные, а ты, видно, из самых глупых...
Она отодвинула ногу. Я взглянул на часы и уже по-быстрому, без точек и абзацев, перевел остаток текста. Тилле пошел вместе с нами вниз улаживать какую-то проблему. В коридоре маячил парень в кожаной куртке - муж подруги, приехавший за Оксаной. Заглянув в комнату переводчиков, я увидел, что там сидит Суза и пьет чай; напротив на стуле пристроилась тоненькая молодая негритяночка, перед ними лежит протокол, который Суза ей переводит, а из-под стола выглядывает светло-кофейный негритенок, с увлечением сосущий шариковую ручку с того конца, которым пишут. Лицо его было в линиях и пятнах пасты.
- Вот, с немцем жила тут, а сейчас он ее бросил с ребенком... - радостно сообщил мне Суза.
- Политическое дело, надо разобрать в бундестаге.
- Канецна, политик!.. - заулыбался он и перешел на свои русские воспоминания: - Ленучка, Натьяша, вали-рули сюда, ой-ей, юхнеми, зачем не нада, нада-нада!..
Когда я выглянул в коридор, там уже никого не было, только фрау Грюн обсуждала с Марком, как можно дешевле и лучше добраться до ярмарки, а бирбаух громко вызывал по телефону для кого-то такси.
Такси оказалось для переводчицы-вьетнамки Хонг. Попросив подвезти меня к вокзалу, я подсел в машину и под небесное щебетание вьетнамки думал о том, что после сегодняшних ошибок меня вряд ли пригласят сюда опять. И поделом. "Да какие там ошибки? - говорил другой, упорный голос. - Ты только пробовал помочь человеку, разве это ошибка? Все равно это как мертвому припарки!"
На перроне, шаря по карманам в поисках зажигалки, я обнаружил крохотный лоскуток с ее номером, написанным детским почерком. "Успела сунуть!" И я перепрятал лоскуток в бумажник. Вдруг ей и правда понадобится адвокат?.. Ведь, в конце концов, "всем помогать" - это тоже одна из святых заповедей толмача.
Но выводы делать было надо. Переводчик, как врач, пожарный или судья, в первую очередь профессионал, а потом уже человек. Он не имеет права поддаваться на компромиссы. И если раньше толмач был толковником: не только переводил, но и объяснял, советовал, толковал, то теперь в его функции это явно не входит.
* * *
Все соискатели политубежища в Германии, о которых здесь рассказано, получили отказ.
Саарбрюкен. Германия
1 От Bier - пиво и Bauch - живот (нем.).
2 От Еinzel - единичный, одиночный, индивидуальный и entscheiden - решать (нем.).
3 К черту (нем.).
4 Бедная Германия! (нем.).
5 От Asyl - убежище, приют (нем.).
6 Поцелуй негра, поцелуй негра, что может быть слаще? (нем.).