— Есть пельмени. Аж две пачки.
— Давай помогу прибраться. Время еще есть.
— Ты настоящий друг, Петр.
Вдвоем рассовали по ящикам и ящичкам в шкафу и на вешалке разбросанные вещи и вновь навели в квартире порядок
— А от вторых ребят бардака меньше.
— Так, Саша, у них и времени оказалось меньше.
— Ты не опоздаешь?
— А в Петрозаводске не говорят «дощь»?
— Петя, он не провинциал. И едет он домой. И потом… Ну, есть фонемы, есть морфемы, сонанты, консонанты, есть специфическое московское "а". А «дощь» — это просто как штамп в паспорте. Кто филолог? Ты филолог? Я филолог. Что я тебе объясняю? Я его слушал. Он не приезжий. Он коренной москвич. Езжай на Московский вокзал. И торгуйся, Петр, торгуйся.
— Ладно, если что — немедленно звони на трубу. У меня еще дела кое-какие, потом на вокзал, а потом я к тебе заеду. Никому не открывай, понял? Я тебя очень прошу. Давай… ищи.
Адашев-Гурский запер за Волковым дверь. Снял с себя джинсы и набросил на плечи короткий халат. Потом взял на кухне недопитую поллитровку и непочатую литру, заглянув в холодильник, достал кусок сыру, поставил все это на поднос вместе с низким и широким стаканом тонкого стекла. Еще раз заглянул в холодильник и присовокупил остатки грейпфрутового сока. Затем перенес нагруженный поднос в комнату, поставил на столик, сел в кресло, посмотрел на натюрморт печальным взглядом, тяжело вздохнул и сказал:
— Кушать подано.
Ровно в десять часов вечера, войдя в главный зал Московского вокзала, Волков сразу увидел давешнего знакомца у витрины табачного киоска. Тот рассматривал через толстое стекло дорогие трубки.
Петр не спеша направился к нему.
— Добрый вечер, Валерий Алексеевич.
— Здравствуйте, — удивленно обернулся московский гость на незнакомый голос. — А, простите, с кем имею честь?..
— Волков. Петр Сергеевич.
— Предполагается, что ваше имя должно мне что-то говорить?
— Да это вряд ли. Словом, я к вам некоторым образом от Льва Кирилыча Невельского.
— «Некоторым образом»… Это как? И где он сам, кстати говоря, некоторым образом?
— Я объясню. Не могли бы мы где-нибудь спокойно побеседовать?
— Да, в общем-то, и здесь не так шумно. А о чем, позвольте узнать?
— Да о чем, собственно… О футболке. Лицо гостя непроизвольно передернулось. Он жестко посмотрел Волкову в глаза, очевидно что-то про себя решая. Потом взглянул на часы и, указав рукой на ресторан, коротко сказал:
— Прошу.
В ресторане они сели за дальний столик в глубине зала. Петр заказал себе салат, мясо и минеральную воду, москвич — рюмку коньяку и кофе.
От Волкова не ускользнуло, как, в ожидании заказа, тот, выложив на стол трубку и дорогой табак, якобы невзначай цепким взглядом окинул практически пустой ресторанный зал.
— Один я, Валерий Алексеевич, один.
— Так это не ваши… товарищи сегодня полдня за мной топали?
Петр помотал головой:
— Не мои. Это, скорее всего, товарищи Льва Кирилыча. Бывшие.
— Поясните? — насторожился собеседник.
— Видите ли, вольно или невольно Невельский привлек к себе внимание определенной группы лиц. Самое пристальное. И интерес у этой компании корпоративный, а значит, они своего добьются. От сих до сих. А у меня — чисто личный. Поэтому я сейчас попытаюсь с вами поговорить, но не исключаю, что разговора у нас не получится. Но мне почему-то так не кажется.
— Интересный вы человек, очень интересный… — Собеседник Волкова внимательно в него всматривался. — Знаете, было бы безумно глупо задать сакраментальный вопрос, дескать: «На кого работаете?» Но, поверьте, нет сил сдержаться…
— На себя. В данной конкретной ситуации — исключительно на себя. А как, извините, конечно, за любопытство, вы тех ребяток-то распознали и уйти от них сумели? Они же профессионалы, уж можете мне поверить.
— Молодой человек… Мы с вами взрослели еще в том обществе, где заметить слежку и уйти от нее, неся за пазухой томик «самиздатовского» Набокова, доверенного тебе всего на одну ночь хорошим приятелем и, предположительно, стукачом, было спортом и забавой. А я, замечу, несколько постарше вас буду и времена, следовательно, застал, что построже были. Гораздо построже. И, знаете, очень в жизни помогают эти вынужденные навыки. Жена вот, царствие небесное, когда жива была, так я, пока до любовницы доеду, раза три проверюсь и оч-чень пикантных, надо сказать, тем самым положений избегал. А вы говорите…
— То-то я смотрю — и там, в зале, чисто, и здесь — чисто.
— Ну, хорошо. Этак вытанцовывать мы можем сколько угодно. Я на вас посмотрел, вы меня послушали. Может быть — к делу?
— Согласен. Только я сегодня целый день ничего не ел, а день, поверьте, был насыщенный. Это ничего, если я?..
— Да Бога ради.
— Спасибо. — Петр приступил к салату. — Так вот. Ситуация сложилась таким образом, что я, по воле Льва Кирилыча, занимаюсь поисками некой загадочной белой футболки. Загадочной для меня потому, что о предмете своего поиска имею информацию, мягко говоря, минимальную. Что очень, — глядя в тарелку, Волков сделал жест вилкой, — очень осложняет поиски. Практически делает их невозможными, вы понимаете?
— Допустим. Что вам известно?
— Ну… Что якобы жизненно необходимо ее найти. — Волков поднял брови и посмотрел собеседнику в глаза. — И я ищу. Но ведь можно искать-искать, да так и не найти, верно?
— Где Невельский?
— М-м… — Петр отрицательно помотал головой, положил в рот кусочек помидора, прожевал и выразительно проглотил. — Это не имеет к делу никакого отношения. Он уже не ищет. И не будет.
— А почему, собственно, я должен вам верить? Обоснуйте.
— Вот мой мандат, — Волков вынул из кармана пиджака и протянул через стол белый лоскуток.
Собеседник взял его, надел очки, внимательно вгляделся в ткань, покрутил в руках, рассмотрел шов и, аккуратно сложив, убрал в карман.
Затем снял очки, убрал их, сделал глоток коньяку, набил трубку и раскурил ароматный табак.
Петр выпил минеральной воды и перешел к мясу. Его визави курил трубку, смотрел на собеседника и думал. Волков покончил с мясом, аккуратно положил на тарелку параллельно друг другу вилку и нож, допил минеральную воду и, закурив сигарету, встретился с ним взглядом.
— Ну, допустим, — трубка легла в пепельницу. — Что вы хотите знать?
— Все, — просто сказал Петр.
— Нет, вы мне определенно симпатичны… Знаете, у вас необыкновенно умные глаза. Умные и честные. И я прекрасно знаю, что именно таким глазам верить — сущее безумие, но… У меня есть альтернатива?
— Вам решать. И потом — интерес в этом деле у нас обоюдный.
— Ну, мой-то, я так понимаю, вам, в принципе, понятен, хоть и не до конца, конечно. А ваш? Неужели вульгарная корысть?
Волков с демонстративным наигрышем кивнул, продолжая молча курить.
— Впрочем, воля ваша. Будем считать, что вы типичный частный сыщик из дешевого бестселлера. Вам так удобнее? Извольте. Мне на сей момент выбирать не приходится. Я, волею обстоятельств, вынужден принять ваши условия. Итак…. Я вас нанимаю. Мне действительно жизненно, как вы изволили заметить, необходима эта самая футболка. Оплата ваших трудов будет соответственной. Вполне и даже весьма. Можете поверить. Но… На поиски я вам даю сутки. Я ведь прекрасно понимаю, что она уже у вас. Скажете нет?
— Нет.
— А вы допускаете, что я могу подключить других людей, для которых уже лично вы станете объектом, так сказать, внимания?
Волков опять молча кивнул, а потом потушил в пепельнице сигарету и сказал: