– Завтра ты будешь помнить всё… Но ты сам придёшь к нам, потому что ты – теперь наш…
Резкий, пронзительный треск будильника разорвал тишину, и Андрей с огромным трудом, чувствуя себя совершенно разбитым, сел на кровати, опустив гудящую голову на руки. Спутанные волосы неопрятной массой закрывали его лицо, горло неприятно саднило. Он потёр шею и ощутил под пальцами тонкую линию, напоминающую шрам. Андрей вскочил с кровати, наступил на кость, грохнулся, сильно ударившись локтем, но, не обращая внимания на боль, метнулся в ванную. Уставился в зеркало, задрав голову, и увидел перерезающий горло тонкий, ровный, багровый шрам… Андрей вспомнил всё…
Он открыл кран, поплескал в лицо холодной водой и опять взглянул в зеркало: на него смотрело не знакомое ему с детства (может, и не особенно красивое, но такое любимое лицо), а страшная морда с огромными белесыми выпученными глазами, чёрным провалом на месте носа и безгубым ртом, растянутым от уха до уха…
– Господи! – прошептала безобразная щель, и наваждение пропало: на Андрея снова смотрело его лицо.
– Господи, Боже мой! – в ужасе проговорил историк. – Что же мне делать?! Я не хочу становиться одним из них, не хочу!!!
«Пусть лучше они убьют меня!» – обречённо подумал он и, закрыв глаза, сел на холодный кафельный пол.
Сколько он так просидел – неизвестно, но звук текущей из крана воды постепенно привёл его в чувство, и рациональный мозг учителя начал выискивать приемлемое решение; но всё сводилось к одному, словно ему кто-то это нашёптывал: он должен был ехать в школу, и там его неминуемо должны были принести в жертву…
– Не хочу! – громко сказал он своему отражению. – Не желаю!
Но ноги сами понесли его в комнату; он оделся, взял ключи, внимательно посмотрел на них, положил на тумбочку, вышел и плотно закрыл за собой дверь. Медленно спустился по лестнице, придерживаясь за перила, нащупал гвоздь, о который укололся вчера, аккуратно перешагнул лужу и побрёл к автобусной остановке. При всём своём угнетённом состоянии порадовался, что удалось остаться сухим, но в это же самое мгновение поскользнулся и со всего размаху плюхнулся в лужу. Промокший насквозь, Андрей стоял и чувствовал, как с его одежды каплями стекает вода и как он постепенно замерзает. Сил двигаться не было никаких, но тут около него тормознуло такси, и водитель, открыв дверцу, сказал:
– Садись, земляк, довезу!
Андрей обречённо сел в машину. Таксист завёл разговор о погоде, но учитель не поддержал его, и он обиженно замолк.
«Что же делать, Господи? – тупо думал Андрей.– Что мне делать?! Я не хочу этого всего!»
И совершенно внезапно в его голову порхающим мотыльком залетела неожиданная мысль: «Чего боится любая нечисть? Святой церкви! Не поехать ли тебе в церковь?»
Мысль была совершенно безумная, потому что Андрей считал себя абсолютным и убеждённым атеистом, но всё-таки спросил у водилы:
– Слушай, друг, а где в этом районе ближайшая церковь?
– Недалеко от школы,– ответил таксист.
– От какой школы?! – ощущая, как тонкой змейкой в душу заползает холодок страха, переспросил Андрей.
– Той, в которую ты направляешься, – заявил он.
«Разве я успел сказать адрес?» – подумал учитель.
– Ты не назвал адрес, но я знаю, что тебе туда надо,– совершенно спокойно сказал шофёр, обернулся, посмотрел на Андрея жёлтыми глазами с вертикальными чёрными зрачками и захихикал. Историк вжался спиной в сиденье, пытаясь отодвинуться от него как можно дальше, а водитель, продолжая хихикать, вытянул губы, словно хотел его поцеловать и плотоядно причмокнул. Андрей негнущимися пальцами стал открывать машину, но тут она остановилась, и дверца распахнулась сама, так что он чуть не вывалился наружу:
– Приехали!!
Андрей вылез из машины и встал, глядя на школу. Большие двери медленно раскрылись ему навстречу, и в дверях показались тётя Катя и Марина, при одном взгляде на которых ему заранее стало тошно, хотя сегодня они ничего не жевали. Андрей поднял голову вверх и взглянул на окна своего класса: там столпился его пятый Г, его «монстрики», как он ласково называл их совсем недавно… Теперь это были самые настоящие, гадкие, уродливые создания, словно порождения одурманенного кокаином воображения, и сердце учителя невольно сжалось от неожиданной тоски: «Почему всё это случилось и с ними тоже?! Почему?! Ведь они совсем маленькие, они никому ещё не успели насолить!»
Дети, раскрыв окно, призывно махали ему, и учитель услышал внутри себя их зов: «Идите к нам, учитель! Дрюня, идите к нам, вы наш!!»