В Нормандии, ну, там где бродят эти здоровые эсалопо-белые «муму», она открыла свой первый салон «Lа briсоlе»[4] таких неожиданных и запоминающихся дамских шляпок. О, как все это было прелестно и приятно. Сначала на головках отметились фрукты, потом — цветы (овощей не было, но макароны на шляпках были, честное слово, сам видел), затем — вуали и, наконец, перья желтые, красные, синие. Длинношеие шейки, держащие все это… совершенно изнемогали от восторга. Теперь уже женщины своей китово-корсетной (корсарной?) грудью ломились в ателье к Сосо, как пятнадцать лет до этого вишиские (еще не фашистские) мужчины — в «стоячую»… на улице этой «лямки»-мамки, для своих же прохожих-жильцов как бы нарочно (порочно?) приспущенную. А дальше — больше… Уже через два года широко раздвинутые ноги этой эйфелево-железной и вызывающей, антиписательской, анти-мопассановой башни, с удовольствием приветствовали новое… свежее «ргкt-а-рогter»-овое (кто там на готовенькое?) дело-акцию (плати и надевай!) — новое ателье Сосо Сhanel (!) на правом берегу Сены. Закалка в «стоячей»… не прошла для «лежачей» Габриэли даром. Первым полетел в корзину «согset а baleines»[5] — от бедер и вверх, огромный и упругий, сделанный из китового уса (смотри «Корсары и корсеты»), вот бы подкрутить, крутануть, китоуснуть (китокуснуть?), который в течение ста лет поддерживал неустоявшие от этой напряженной личной жизни сорокалетние подержанные французские прелести…
К черту! Коко села за швейную машинку «Singer», которая на этом языке уже называлась «Санжер», и белые «надутые» воздушные блузки с ее помощью сами стали держать это прекрасное, но такое тяжелое, такое реальное и необузданное содержимое… Наконец-то настоящие француженки дожили до настоящей «исподней» французской революции! Теперь уже половина Парижа неслась сломя голову на rue Cambon, 19, где чуть позже в витринах появились черные изысканные вечерние вневременные платья (хочешь — для него, сегодня вечером… хочешь — для себя, через 10 лет); бежевые выходные туфельки с черными сатиновыми носками, незаметно удлиняющие ногу и заметно уменьшающие 44-й лошадиный размер копыта клиентки — золовки, не Золушки, черные, на толстой прокладке, «беременные» (в прямом смысле) вечерними театральными премьерами-тусовками, сумочки (как и хозяйки?) с двумя желтыми буквами «С», откровенно наложенными одна на другую (дань отроотечеству); реки искусственных камней под малахит, топаз, жемчуг, коралл, бирюзу (каждой женщине на шею камень), которые копировал для нее в Лувре и направлял в шанельные шальные стеклянные витрины молодой сицилийский аристократ-приятель Fulca di Verdura, такой еще молодой и зеленый, но уже такой бешеный любовник ди Фулько.
И с личной жизнью тоже стало получше. Через пять лет бывшая мадам, а теперь — уже навсегда «мадмуазель», открыла в Париже несколько салонов мод с помощью герцога Вестминстерского, ну, не из этого аббатства, через дорогу, где квадратные часы, через канал — Lа Маnсhе (в некотором английском смысле тоже как бы герцог Сhаnnеl), который совсем потерял от Коко голову и предложил альтруистично на открытия эти самые свои фунты-стерлинги, Габриэль деньги взяла, но с одним условием: меня ни-ни… ни пальцем, зато эти фунты, эти стерлинги отдам все, до пенни… (слово-то какое!).
За год в самом деле «напенилась» (напенилопалась?..) и отдала все. Бедный английский дюк, тюк — герцог с колен так и не смог подняться от счастья, и врут те, кто говорит, что лучше умереть стоя… А у Шанели, что ни день — новый любовник, что ни вечер — новый воздыхатель и вздыхатель тоже, а, значит, утром опять не добудиться.
А про то, что вся парижская богема — братья и сестры — одна семья, правильно сказал, товарищ… так оно и было: Пикассо, Лифарь, Сутин, Шагал, Соня Делонэ (не Вадик), Мария Ларенсен, Дягилев и этот, настоящий мужчина с вечно дымящейся, огромной кубинской… (кубической? какой же номер?) и с кулаками боксера, с того… Света, ну этот, по ком звонит колокол… Дали и, конечно же, стоящий на пуантах, не у пивной стойки и не у Сережи Юрьенена, в нижнем… — Неженский (дягилевская неженка, нежинка?)… Пирушки-выставки, концерты-застолья… Уже никто не считал пустых ящиков из-под выпитого шампусика… И тут вдруг накатилась несчастьем вторая мировая, которая сразу подмяла под себя первую и уже на все готовую, мадемуазель Габриэль, настоящее шинельное тоже самое…