Как говорит Марк, все произошло сразу после того, как с Чарли поговорили те двое суровых жандармов, и мы снова остались одни. Тогда мне потребовалось некоторое время, чтобы все осознать. Это самая страшная часть. Только когда я сказала Марку, что-то вроде «Мне надо выпить еще», и огляделась в поисках своего бокала, до меня наконец дошло.
Мы больше не находились в гостиной. Нет, мы никуда не уходили, мы продолжали оставаться в той же части дома. Когда же я посмотрела на Марка, то заметила, что он пытается мне что-то сказать. Я поняла это по движению его губ, поскольку вначале ничего не слышала. Затем я снова смогла воспринимать звуки.
— Что? — Марк кричал, и я не понимала почему. — Что ты сказала, Энни?
Именно тогда я поняла, что он не слышал меня из-за шума. Да, я помню этот шум. Вначале звук был похож на отдаленный шум веселья, приглушенные голоса и смех, звон бокалов, который угрожающе приближался.
Внезапно этот шум окутал нас.
Воздух наполнился кислым пивным запахом, табачным дымом, стал теплым и влажным от пота. Мы стояли рядом, окруженные со всех сторон толпой хрипло выкрикивающих что-то гуляк. Но их крики, кажется, не сулили ничего хорошего. Я нащупала руку Марка и крепко сжала ее. Мой голос казался неслышимым шепотом на фоне этого шума, этого невообразимого шума.
— О боже, Марк… Где мы?
Наши взгляды встретились, и в глазах Марка я увидела панику. Он тоже ничего не понимал. Все произошло слишком быстро, словно нас с грохотом накрыло огромной волной. Когда же я наклонилась, чтобы взять свои вещи, какой-то парень с коротко стриженными рыжими волосами и приплюснутым носом наткнулся на меня, зацепился своим пивным бокалом за мое плечо, и темная холодная жидкость оказалась у меня на груди.
— Прости, дорогуша! — Парень так улыбался, пялясь на мою грудь, что было очевидно — он совершенно не сожалеет о случившемся. — Давай я помогу тебе вытереть тут — просто чуть-чуть потру, ладно?
— Кто все эти люди?
Когда же я повернулась к Марку, меня поразила совсем другое. Его лицо, до боли знакомое, сейчас стало каким-то другим, совсем чужим. Я только не могла понять, что же изменилось. Я ладонью прикоснулась к его щеке.
— Марк?
Он молча взирал на меня. Я посмотрела в его глаза, осторожно провела пальцами под глазами Марка. Кажется, все совсем плохо. Тут я поняла, в чем дело. Морщинки, эти милые тоненькие перекрещенные черточки в уголках его глаз исчезли! Да и под его веками почти не осталось складок, словно после подтяжки лица, словно…
— Я не понимаю… — Мои руки продолжали обследовать лицо Марка. Кончиками пальцев я проводила по его скулам, ощущая подушечками мягкость его кожи, это мягкое утолщение под подбородком… Линия скул Марка стала четче. И все это время он просто молча смотрел на меня с приоткрытым ртом, не реагируя на прикосновения. — Марк, что случилось? Скажи что-нибудь!
— Энни! — прохрипел Марк и схватил меня за руки, чтобы удержаться на ногах. Мой взгляд скользнул вниз. Изменилось не только его лицо. Он стал больше, шире в плечах, будто разом нарастил мышечную массу. Марк изменился, хотя я смеюсь, когда говорю об этом. Потому что он не изменился совершенно.
Просто это был тот самый Марк, которого я встретила пятнадцать лет назад.
Мы познакомились в Париже, в одном ирландском пабе. Я первая увидела его. Он был с другом. Передо мной сидел брюнет с голубыми глазами, чистыми, как апрельское небо в Австралии, и потягивал «Гиннесс» [6]. От этой бездонной синевы его глаз меня бросило в дрожь. Определенно, он был французом. Я поняла это по тому, как он неспешно отпивал из кружки, сжав губы от непривычки к горькому и терпкому вкусу темного пива. Я помню, как думала, какой милый, разглядывая и оценивая его. Я смотрела на его крепкую угловатую фигуру, на то, как он двигается, как держит кружку, на его пальцы, касавшиеся слегка запотевшего стекла. Во всех его движениях сквозила неосознанная уверенность, хотя одежда оставляла желать лучшего. Не думаю, что он заметил меня до того момента, когда почти заканчивал третью кружку.
— Ce n'est pas vrai (Неправда), — позже не раз говорил Марк. — Ничего подобного. Я заметил тебя, как только ты появилась в дверях паба.
Но я пришла туда еще до него.
На Марке был старый синий жилет, совершенно очевидно — его любимый. Он явно оделся не для того, чтобы произвести впечатление. Но если быть до конца честной, позже он признался мне, что совсем не собирался знакомиться с девушками, и вообще в этот вечер он остался бы дома, если бы не его приятель Ив, который уговорил Марка прийти в этот паб.