— Но зачем ему понадобилось это говорить, Марк? Зачем говорить такое ребенку?
— Не помню, Энни…
— Не помнишь? Не помнишь что?
Когда Чарли терял какую-нибудь деталь конструктора «Лего», какую-нибудь самую малюсенькую детальку, которую, как оказывалось, ему совершенно необходимо было использовать именно тогда, в ту самую секунду, а отсутствие ее означало катастрофу практически вселенского масштаба, я всегда говорила:
— Надо было думать раньше. Тебе нужно вернуться назад и продолжать идти назад, пока ты не найдешь ее.
— Это как? Идти задом наперед?
— Да, наверное… Что-то вроде лунной походки Майкла Джексона!
— А что если я окажусь на краю обрыва? Я пойду назад и…
Именно так я чувствовала себя сейчас — я была на краю обрыва. За нами была бездонная пропасть, почти такая же, как и провал в моей памяти.
Я помнила только то, что мы на целый день поехали в Тулузу, чтобы развеяться, сменить обстановку.
Мы сидели у моста Понт-Нёф, любуясь живописным видом на Гаронну [8]. С водной глади реки налетал холодный ветер, отбрасывая волосы с лица и шурша листьями у меня под ногами. Впервые за долгое время мы спокойно говорили о том, что нам следует делать дальше. Тогда я поняла, что из-за работы, из-за волнений за Чарли и из-за всех дел по дому мы перестали разговаривать нормально. И вот сейчас мы снова говорили друг с другом. В этом вся ирония: наконец мы пришли к решению, без угроз, криков или даже слез — без этих бурных сцен, когда я говорила Марку, что больше не могу терпеть эту смертельно скучную деревенскую жизнь, а он отвечал, что ни за что не станет снова «вонючей городской крысой». Марк никогда не мог спокойно говорить об этом.
Но на сей раз все было по-другому. Было решено — Чарли уезжает вместе со мной. Марк не сопротивлялся.
— Просто проведем разведку… Un essai, c'est tout, — проговорил он.
Настоящая ирония заключалась в том, что, когда Марк улыбнулся мне, а в его голубых глазах блеснуло некоторое беспокойство, я подумала про себя, что он милый парень, действительно очень милый парень. Но он не потянулся к моей руке, а я не взяла его руку. Мы сидели на скамейке, смотрели на водную гладь, и никто из нас не хотел нарушить свое уединение.
Я повернулась, разглядывая нависающий над нами старый каменный мост. Мой взгляд задержался на молодой паре. Юноша и девушка, возможно студенты местного университета, стояли на середине моста Понт-Нёф. Они наклонились, разглядывая реку под собой, и словно дети проводили руками по холодной шершавой поверхности каменных перил. За ними, как на картине Ван Гога, закручивались в красные спирали облака, предвещая скорую непогоду. Волосы девушки, длинные и темные, словно черный шелк, развевались на ветру. Маленькая русалка и принц, подумала я. Они смеялись и целовались, а ветер играл с подолом ее платья, вздымая его вверх. Когда девушка оказывалась в тесных объятиях молодого человека, их силуэты становились единым целым. Тогда я подумала, что все не совсем так, как говорил Марк. Мы оба знали, что это не просто «разведка». Я собиралась найти в Париже работу, устроить там Чарли в школу, а Марка оставить доделывать дом в Лерма. Нас будет разделять примерно шесть сотен километров.
Мы собирались разойтись.
Однажды, давным-давно, я пылесосила под маминой кроватью и нашла старую фотографию моего отца. Я отодвинула массивную кровать от стены, чтобы собрать накопившуюся за ней пыль, как велела мне мама.
— Нет смысла в работе, — говорила она, — если ты не делаешь ее как следует.
Между стеной и деревянным плинтусом торчал желтый уголок бумаги, когда-то бывший белым. Сначала я попыталась вытянуть его с помощью узкой насадки, поскольку думала, что это просто бумажный обрывок. Но потом, оставив тщетные попытки, я выключила пылесос. Наклонившись, я потянула за край. И вот фото оказалось в моих руках.
Я никогда не видела отца. Мама не сохранила ни одной его фотографии. Когда я спросила ее почему, она разозлилась. «Потому что дом сгорел!» — закричала она, и больше я не спрашивала ее об этом. Но я сразу же поняла, что это он.
На фото отец был изображен по пояс раздетым, полулежащим на траве. Мне нравится думать, что это было где-нибудь на берегу реки, под деревом, когда они с мамой устроили пикник. Точно я не знала. Отец улыбался в объектив, как улыбаются друг другу любовники. Одну руку он подложил под голову. Отец был очень, очень красивым: темные глаза и волосы черные, как вороново крыло. Я сразу узнала его улыбку, мою улыбку. А на левой щеке у него была ямочка, всего одна, как и у меня. Поэтому у меня не было никаких сомнений, что это он.
8
Гаронна — река во Франции и Испании. Берет начало в Пиренеях, впадает в Бискайский залив.