Сегодня утром я ошибся ровно во всем. Не нужно было вставать до рассвета, и бежать за добычей, а потом от нее. Не нужно было суетиться, жизнь и так удалась — лежишь под шкурой возле костра, и ты уже хороший муж. Хотя, ночь была ужасной, в долину вступил Бог Мороз. Я прятал под теплую шкуру нос и думал: «Святые угодники, к чему так зверствовать?».
Дух Хранитель предупреждал: «Не торопись, не твой день, останься», — я не послушал.
— Ури, — вспомнил охотник. — Я собирался бить рыбу в притоке Ури, но меня убедило племя, и я отправился с ними на Большеголового. Теперь он пришел за мной. Спешка и убеждения всегда губительны. Особенно с утра и на льду.
Ему было уже за двадцать: опытный, не старый еще добытчик. Но вывернутое колено не оставляло никаких шансов.
Сбившееся дыхание, сломанная нога и никаких надежд.
Он беспомощно ждал на пологом склоне, наблюдая как через ярко-зеленые кущи, к нему ломится его смерть.
Все ближе.
Размеры внушали.
Высотой в два рослых человека, покрытая длинной буро-рыжей шерстью, с огромными бивнями и уверенностью лавины. Бьет мощными лапами землю, и та послушно содрогается.
Зверобой попробовал выпрямить пораненную ногу, но его снова пронзила острая боль.
— Чуда не будет, — глаза обреченно следили за надвигающейся гибелью, а мысли текли неторопливо, как кормилица племени, река Ури.
В его голове вновь зазвучал мягкий голос: «Опять прешь против течения? Игнорируешь знаки. Сегодня мороз и лед, какая охота, только бороду отморозишь. Останься, еще не поздно».
— Меня ждут, нужны восемь охотников, чтобы орать хором и загнать Большеголового в западню, меньше нельзя. А нам необходим запас мяса, зима будет холодной, — ответил он.
— Нам нужно перебираться в теплые края, — настаивала Эми. — Мы можем дойти до побережья, до самой Бескрайней воды. И после, следовать за Солнцем по берегу так далеко, как возможно. Шаман говорил: «Бог Мороз в тех краях бессилен и даже зимой там вода не превращается в лед. В тех местах можно купаться круглый год, а в море полно рыбы». Мы построим убежище на берегу, и по ночам будем любоваться звездами. Ведь шаман сказал, что мы пришли со звезд и уйдем туда, — она отвернулась, помолчала и смирилась. — Тебя не переубедить. Всегда был упрям, родился таким. Так легли звезды. И сейчас не слушаешь, и мыслями уже не со мной. Но, если, вдруг, случится беда, помни, смерть — это шаг к новым перевоплощениям. Пообещай, что встретишь меня там, в нашей новой жизни.
Меня будто молнией ударило.
Потрясенный ее словами он остановился у выхода из юрты. Эми подошла, прижалась, и нежно провела пальцем по щёке. Лёгкое прикосновение, а в душе все перевернулось.
Пристально посмотрела в глаза, будто прощалась навсегда и старалась запомнить.
Схватила его за руки и сжала изо всех сил:
— Найди меня, — видимо, предчувствовала беду.
Резко отвернулась, и подтолкнула его к выходу.
— Чудит женщина, — подумал он тогда. — Пора, меня ждет племя. Им нужна моя помощь. Вернусь, поцелую.
Неправильный ответ.
— Лучше б я остался, — пробормотал он. — Потому что нужен только ей. Я сделал ошибочный выбор и отмороженной бородой не отделаюсь.
Большеголовый уже рядом.
Желтые глаза нашли обидчика, и тяжелые лапы несли расплату.
Недалеко, на ветку дерева сел черный ворон, громко каркнул предупреждая.
— Дух Смерти говорит с тобой. Всегда знаешь заранее. Ну что же… Через миг Большеголовый отправит меня на встречу с великим Духом Вселенной. И не наступит следующий рассвет, и никогда больше мы с Эми не станцуем возле Священного Огня, — он тяжело выдохнул. — Еще миг, один лишь только миг… Копье, — блеснула слабая надежда, — если попаду в глаз, то…
Он торопливо перехватил оружие в правую руку, судорожно сжал, гортанно, в последний раз закричал, и изо всех сил метнул его в рыжий глаз.
Его дикий крик слился с трубным ревом.
— Да-а-аа!!!
Страшный удар.
Вспышка.
Невыносимая боль.
Тьма.
Яркие лучи прожекторов вырвали его из прошлого.
Серость.
Муть.
Редкие светлые блики.
Туман.
Воздух перед ним дрожал и стены расплывались.
Шум. Музыка.
Издалека донесся женский смех.
Он вздрогнул, и очнулся.
Совсем разбит.
Отдышался.
Мелькали силуэты и в глазах двоились лица.
Неожиданно повзрослевший парень стоял в центре мраморного зала. Перед старинными, настенными часами. Стрелки стояли на 4-04.
— 4-04? Поломался день, — его пошатывало, он долго вспоминал кто он, и тряс головой как жеребец, сбрасывая наваждение.