– Сережка где?
– Знамо где: у себя в кибинете, – отвечала она сладким высоким голосом.
Как ни придешь к ним, мамаша чай пьет с вареньем, сахаром и баранками. Может, она с самоваром и в постель ложится? Видать, от безделья распухла, рожа аж трещит да лоснится, глаз не видно – жиром заплыли, а руки в перевязках – как у перекормленного годовалого младенца, одним словом, Хавронья в чепце. Сегодня юный защитник к Сережкиной мамаше воспылал нелюбовью, прошел без привычных расшаркиваний в дальнюю комнату.
Стол Сергея был завален толстенными книгами, куда он подклеивал скучные бумажки, относящиеся к торговому делопроизводству, не раз Илларион помогал ему переписывать всяческую дребедень. Сам же Сережа, в накинутом на плечи пиджаке, барыши подсчитывал, быстро перебрасывая костяшки на счетах справа налево и обратно. Он поднял глаза на Иллариона, затем опустил их и что-то строчил в тетради, макая ручку с пером в чернильницу, потом спросил:
– Что у тебя за дело? Сегодня мне недосуг попусту болтать.
Илларион вначале плотно прикрыл дверь, потом выпрямился во весь рост и заговорил пылко, будто выступал в совете горожан:
– Должен тебе сказать, милостивый государь, что ты подлец! – Сергей перестал писать, вперив в него насмешливые глаза. – Как ты посмел обидеть Настеньку! Как ты мог ангела… Она ж чиста, словно лилия-с!
– М… – ухмыльнулся тот, положил перо, скрестил руки на груди и не без удовлетворения произнес: – Пожаловалась тебе.
– Она плакала! – потряс пальцем заступник, вскинув руку вверх. – Я этого так не оставлю! Я… Я тебе…
И ринулся на Сергея, замахнулся с твердым намерением нанести ему оплеуху, но… внезапно отлетел назад, врезался в стену и замер на секунду-другую. Не сразу до него дошло, что подлый Сережка не бил его, а просто оттолкнул. Юноша не укротил гнев, напротив, он схватил стул и пошел на обидчика слабых сирот, который лениво поднялся и совсем легонько врезал ему кулаком. Илларион шумно рухнул на пол вместе со стулом, замер теперь уже надолго. Качнув головой, Сергей наклонился над ним и участливо поинтересовался:
– Сильно ушибся? Давай руку… Давай, давай.
Понимая, что без посторонней помощи не обойтись, ибо в голове началось торможение, Илларион протянул руку. Сергей помог ему встать на ноги, довел до дивана, а усадив, заметил кровь под носом. Из графина он плеснул воды на платок и, сев рядом, приложил мокрую ткань к носу, Илларион начал сопротивляться, отмахиваясь:
– Оставь меня. Я зол на тебя.
– Ну-ну, будет тебе… Сам держи, покуда кровь не остановится.
– Зачем по роже-то?.. – приложив платок, заворчал Илларион. – Завтрева нос распухнет, как я перед начальством покажусь?
– Скажешь, упал, мол, ночью. Экий же ты дуралей. Чего в драку-то лезть? У меня ж кулаки натруженные, сами обороняются, ты уж прости, Лариоська.
– Зачем Настя тебе? Посмеяться?
– Да не знаю, что нашло на меня, – ударил себя кулаком в грудь Сергей, кажется, честно недоумевая. – Захотелось ее поцеловать, вот и все.
– Ну, знаешь… эдак тебе много чего захочется.
– А мне и хочется многого, да ты не поймешь.
– Обещай, что более к Настеньке не подойдешь.
Может, и не подошел бы, если бы не идиот-заступник. А может, без него задребезжало внутри нечто волнительное, Сергей даже головой тряхнул, избавляясь от наваждения, – оно же там засело. Нечего ему впадать в меланхолию, она для дураков вроде Лариоськи, но понапрасну обнадеживать парня на всякий случай не стал:
– Не могу дать такого обещания.
Несмотря на разбитый нос, Илларион готов был снова броситься на Сергея, но ограничился яростным упреком:
– Тебе девок мало? Вон вся улица под тобой побывала.
– Не вся, зачем врать-то? – заверил тот обиженно. – Платок приложи, а то кровь течет. А тебе-то Настя зачем? Жениться рано, для начала надобно место хорошее получить, жалованье, чтобы жену содержать.
– Не твое дело, – огрызнулся Илларион. Но как же не похвастать, когда основания есть, чтобы Сережка сильно не задавался. – Мне обещали место писаря в мировом суде, господин судебный пристав составил протекцию, так-то, брат.
– Ладно, иди, Лариоська, а то у меня работы много. А кулаки, братец, упражнять надобно, коль в драку охота лезть.
Глядя в сутулую спину Иллариона, Сергей по-доброму ухмыльнулся, сел за стол, взял перо… а заряд куда-то подевался. Ничто так не отвлекает от работы, как думки о женщинах. Вроде бы девчонка лет семнадцати, ладненькая, с виду умненькая, но как мимоза – на нее дохнуть боязно, а в душу запала. Сергей будто наяву видел лицо с перепуганными глазищами, держал в руках хрупкое тело, ощущал его незащищенность… И смех, и слезы, ей-богу, потому что ему нравятся девки задорные и здоровенные, чтобы бедра были крутые, груди в руку не помещались, зад торчком и все прочее в том же духе, да чтобы за себя постоять умела. Оседлать такую кобылу становится делом чести, а эта от поцелуя в обморок рухнула.