– Как себя чувствуешь? – насмешливо осведомился этот клоун.
– Отвратительно.
–Так и должно быть, – игриво подмигнул он – скоро привыкнешь.
Я поднялась и, опустив голову, поплелась к задним партам, перед глазами всё слилось, от накативших слёз. Прозвенел звонок, учитель где-то задерживался. Класс гудел, изредка оборачиваясь и кидая насмешливые взгляды в мою сторону. Мне удалось придать лицу безразличное выражение, хотя в глубине души продолжала горько стенать прилюдно попранная гордость.
– Не обращай внимания, – ко мне за парту подсел круглолицый парень, с волосами цвета абрикосового джема, – в них взыграло стадное чувство. Громов у них за главного барана.
– Спасибо за поддержку, – мой голос незначительно дрожал. – Тим, да?
– Узнала всё же! – радостно заулыбался Тимка Ершов. Мы с первого класса сидели вместе. Парень уже тогда держался особняком, с остальными (в том числе и со мной) особо не общался. Единственное что нас с ним всегда связывало, это нелюбовь к противному, наглому и порою даже жестокому Роме. Мы числились у Громова в «фаворитах», и зачастую несчастному Тиму доставалось даже больше чем мне.
Ершов, который до сегодняшнего дня сидел в гордом одиночестве, наверно в знак солидарности, пересел за мою парту. Оставшуюся часть урока, я усердно старалась вникнуть в суть новой темы. Пару раз оборачивался Рома, и, недобро прищурившись, поглядывал на моего соседа. Тогда я не придала этому особого значения, а зря.
После уроков я задержалась в библиотеке, поэтому к выходу шла по уже опустевшим коридорам. Неожиданно моё внимание привлек приглушенный звук голосов. Он шёл из-за двери школьного мужского туалета и периодически заглушался взрывами хохота. Когда я проходила мимо, дверь неожиданно распахнулась. Оттуда, оглядываясь по сторонам, вышел подозрительно довольный Громов в сопровождении своих прихвостней. Завидев их компашку, я попыталась спешно ретироваться.
– Сбежать удумала? – я ощутила Ромины мокрые руки на своей шее – Дрожишь вся. Боишься меня, да, ослик?
– Пусти! – руки сжались сильнее. Он стоял за моей спиной, остальные же полукругом встали спереди, три одинаковые, полные откровенной издёвки ухмылки.
– Гром, может ну её? Она же сейчас в свои модные штанишки наложит! – противненько засмеялся один из парней.
– Ага, чего ты до неё докопался? – вклинился, насколько я помню, его брат, – нас нормальные девчонки на улице ждут, а ты на эту мелюзгу время тратишь.
– Отвечай! – будто и не слышал их этот бесноватый гоблин.
– Боюсь! – хрипло призналась я.
– Правильно делаешь, – ласковым голосом пропел он мне на ухо и резко отпустил. Потом неспешно обошёл мою застывшую фигуру и… протянул леденец! Обычную маленькую барбариску. – Будешь?
–Себе оставь! – нет, мне ни за что не дано понять ход его безумных мыслей.
– Как знаешь, принцесса, – он развернул конфету, закинул её себе в рот, и, философски пожав плечами, удалился в сопровождении своей свиты.
Я сделала пару шагов и тут же прислонилась к холодной стене. Колени дрожали. Никак не получалось взять в толк, чего Громов ко мне пристал. С другими девушками, как я заметила, он вёл себя совершенно иначе.
С противным скрипом, снова отворилась дверь туалета и опасливо выглянула Тимкина рыжая макушка. С его волос стекала вода, оставляя мокрые пятна на выглаженной, клетчатой рубашке.
– Это они сделали? – я протянула ему упаковку бумажных салфеток.
– Нет, я сам решил умыться водой из унитаза, – грустно улыбнулся Тим.
– Не стоило меня жалеть. Теперь и тебе досталось.
Не то чтобы Рома его и раньше не трогал, просто на этот раз, я была уверенна, что причина скрыта во мне.
– Как-нибудь переживу, – он перекинул свой рюкзак через плечо. – Пошли, домашка сама себя не сделает.
Домой я всегда ходила пешком. Мне казалось, что груз школьных проблем потихоньку отваливается где-то по пути. Так случилось и сегодня. Мне удалось себя убедить в том, что Громов просто увидел во мне новую жертву, которая вскоре ему надоест, и он отстанет. Главное особо не светиться перед его глазами и помалкивать.
***
В пустой квартире надрывался телефон. Папа ещё должен быть на работе. Мама собиралась встретиться с подругами, значит, до вечера не появится – всё-таки четыре года не виделись. Разувшись, подняла трубку.