— Ге-не-а-ло-ги-чес-ких, — поправил Кравцов. — А что так?
— Здесь испокон веков живут те, кто сидел, сидит или скоро сядет.
— Тем более. Все карты в руки. Пару-тройку раз свози особо отличившихся в озеленении родной улицы в суд, да пусть там их осудят суток на пять-десять. Сразу зола станет сыпаться из ведер туда, куда положено, а не на середину проезжей части.
— Мужики, — обратился к мирно беседующим Леха-водитель, — вон она, эта колонка. Только что-то я трупа возле нее в упор не вижу…
Трупа действительно не было. Колонка — была. А трупа не было.
Коллеги выбрались из машины и в недоумении принялись изучать местность. Кравцов пошел к киоску, Гурт — к дому около колонки, а Ширшов — к соседнему дому. Все делали четко и быстро, словно заранее договорились.
— Привет, Маринка, — обратился Кравцов к рыжеволосой молоденькой продавщице. Оконце было маленькое и расположено очень низко, так что Марку пришлось согнуться почти в половину своего роста. — Как торги?
— Какие, Марк, тут могут быть торги? Издеваешься?
— Почему издеваюсь? Отнюдь. Я образцовый покупатель. — Опер протянул в оконце купюру. — Желаю приобрести в личное пользование пачку «Элементс»…
— Будешь первым за сегодня. Заходи, Кравцов, чего ты там в позе пьющего оленя стоишь…
Прикрыв за собой дверь и закурив, Марк спросил:
— «Бодяжкой»-то приторговываешь, а, Мариш? Дух у тебя здесь какой-то сивушный. Не иначе вон под тем прилавком бутылки с самогоном стоят. Я еду сюда, смотрю, у Евдокимовны утром из трубы дым валит столбом… На торнадо похож. Думаю, два варианта — либо старая замерзла в девять утра двадцать первого июля, либо опять Маришке самогон гонит для продажи. И сдается мне, второе вернее будет…
— Нюх у тебя, Кравцов, собачий какой-то на всякие гадости. Чтобы хорошее увидеть — тут ты слепой на оба фонаря, а пакость через стены видишь!
— Это чего же я такого хорошего не замечаю?.. — опешил Марк.
— Да вот я, дура, все жду, может, пригласишь куда-нибудь. Только ты этого и не видишь, и не чувствуешь. А вот евдокимовский торнадо и бутылки с самогоном увидел моментально. Да, Кравцов, продаю из-под прилавка. Знаю, что запрещено. Осознаю. Опять разбивать о киоск будешь? Там десять бутылок, смотри, не провоняй, а то жена нагоняй устроит!
— Успокойся. Где у тебя пепельница?.. Я вот что спросить хотел. Ты ничего подозрительного около киоска не видела?
— Когда?
— Да вот буквально с полчаса назад.
— Балбес какой-то подходил, магнитофон за сотку предлагал. Я отказалась.
— А около во-о-о-н той колоночки?
— А! Я еще сходила за водой, пол помыть, воду набирала — никого не было. А когда пол в киоске помыла и воду выливала, смотрю — мужик какой-то лежит.
— Кровь была?
— Кровь?.. Нет, крови не было. Я ее боюсь, и если бы была, я бы испугалась. А я не испугалась, значит, крови не было.
— С памятью хреново, зато с логикой полный порядок, — то ли похвалил, то ли поругал Кравцов. — А потом что было?
— Потом подъехала иномарка, кажется, «японец»… Да, точно! — воскликнула продавщица. — У моего брата точно такая! А я все думаю — на чью машину она похожа?..
— Ближе к телу.
— Я всегда для тебя готова, Кравцов…
— Не соблазняй меня, Максейкина, бесполезно. Я «голубой».
— Ага. Я вижу. Двоих спиногрызов «застрогали» с женой как за здорово живешь! «Голубой» он…
— Так что дальше было?
— А дальше вышли из «Висты» двое добрых молодцев, взяли под ручки лежащего, засунули в машину да и уехали.
— А как лежащий был одет? — Кравцов после этих слов уже клещом вцепился в ситуацию и не собирался ее отпускать.
— Хорошо был одет. Не чета тебе. Хочешь, на день десантника новые джинсы подарю? Ты ведь десантник у нас?
— Нет, не хочу. Не отвлекайся, Максейкина, говори все сразу, без моих вопросов: во что был одет, как выглядел, сколько лет.
Продавщица вздохнула:
— Фригидный ты какой-то.
— Мужики фригидными не бывают, Максейкина. Короче, ты будешь говорить или нет?!
— Не ори, клиентов распугаешь. Мужик был в дорогом строгом костюме, серой рубашке. На вид лет тридцать пять, коротко стрижен. Вот как ты… Да, чуть не забыла. У него обуви не было.
— Обуви не было?..
— Да, я еще обратила внимание, что на нем черные шелковые носки, а туфель нет.
— Номер машины, конечно, не записала?
— Кравцов, ты что, дурак, что ли? Мне зачем эти проблемы нужны?
Марк помолчал и потянулся за второй сигаретой. Действительно, зачем это ей?
— А из машины, кажется, Вагон выходил… — неожиданно произнесла Марина, и опер резко вскинул голову. — Второго не знаю.
— Вагон? Ты ничего не перепутала?
— Как я могу перепутать, если хозяйка ему платит? Я тебе ничего не говорила.
— Само собой. А давно уехали?
— За пять минут до твоего прихода.
— Понял. Ну ладно, Маришка, пока! Меня уже заждались, наверное.
— Забегай. Может, чего надумаешь…
Кравцов вышел из киоска и засеменил к «УАЗу».
— Ты бы там еще на пару часиков стопорнулся. — Ширшов был недоволен. — Не зря хоть там задыхался?
— Нет, не зря. — И Марк, забыв упомянуть про джинсы и еще некоторые моменты, коротко передал разговор с продавщицей.
Ожила рация, Бурков поинтересовался: «что по трупу?» и «где находитесь?».
Гурт тут же вошел в связь:
— Отъезжаем от колонки.
— А что с трупом?
— Нет трупа.
— В смысле?
— Пока голову искали, ноги встали и ушли.
— Заканчивай эфир засирать. Что с трупом?
— Да нет никакого трупа. «Синяк» какой-нибудь отоспался у водопоя и ушел.
Кравцов забрал трубку у Гурта.
— Витя, приеду — доложу. А трупа действительно нет.
— Понял. Тогда давайте мчитесь на Лазурную, восемь, квартира сорок. Кража…
Кражи, как и песни, бывают разные. Бывают грустные, бывают веселые. Есть кражи, отработанные до мелочей, как государственный гимн, а еще есть спонтанные, как недоразумение, словно песня чукчи, плывущего на каяке по течению. Кражи, как и песни, разделяются на содержательные и бестолковые. А еще представьте себе песню в исполнении хора имени Александрова и тот же материал, изложенный под гитару дембелем на армейской койке.
Кража на улице Лазурной не подходила ни под одну из вышеописанных характеристик.
Расстроенные хозяева квартиры и их дочь-подросток стояли на лестничной площадке последнего, пятого, этажа и вполголоса переговаривались с соседями. Появление опергруппы они встретили с известной долей раздражения и недовольства.
— Наконец-то. А мы думали, что уже не дождемся. Вот пожарные, так те через три минуты приезжают, — в сердцах выговорилась хозяйка.
— Их бы и вызывали, — ляпнул страдающий одышкой Ширшов.
— Что случилось? — громко и весело спросил Марк.
— Что случилось? А вы не видите? Замки открыты, в квартире свет. Мы заходить не стали — вдруг следы. Правильно?
— Правильно, — похвалил Кравцов. — Леха, дуй в управление за экспертом. Он уже сидит, ждет… А почему вы решили, что это кража? Открытые двери и свет в квартире — это еще не есть факт совершенного преступления. Я вот, например, знаю одного товарища, который постоянно забывает закрывать двери, выходя из дома.
— Мы в отличие от вашего товарища лунатизмом не страдаем, — заявил муж хозяйки. А может, и не муж. Кто их поймет, этих «новых русских»? У них вся жизнь — сплошная «Санта-Барбара».
В том, что семья более чем преуспевающая, Кравцов уже не сомневался. Общая стоимость «прикидов» мамы, папы и дочки по подсчетам Марка перевалила за «пятерку» баксов. И это — летом. В просвет приоткрытой двери виднелась прихожая из мореного дуба, стеновые панели, шелкография обоев и подвесные потолки. Кравцов безошибочно определил — «армстронг». Безошибочно, потому что они с женой однажды решили потолок в детской отделать точно такими же, подвесными… Когда узнали о цене, передумали.