И тогда попытку достучаться до сознания Роксаны решил сделать Милтон. Впрочем, он никогда не осмелился бы на это, если бы его не попросила Симона. Находящаяся на грани отчаяния из-за состояния подруги, она решила испробовать последнее средство, втайне надеясь на удачу.
Милтон тихо вошел в наполненную вечерним сумраком комнату и осторожно сел на край софы, на которой, подтянув ноги к груди, лежала на боку Рокси. Она никак не отреагировала на подобное вторжение, и тогда он, собравшись с мыслями, заговорил.
Нет, он вовсе не обращался к ней с призывами или мольбами, как прочие. Его слова не были напрямую направлены к Роксане. Милтон рассуждал вслух, будто вовсе и не ожидая, что кто-то станет прислушиваться к нему.
Между тем именно такая манера разговора привлекла ее внимание. Против воли она начала переосмысливать все то, о чем ей сообщал его спокойный, уверенный голос.
— Когда мы теряем кого-то из близких, дорогих нашему сердцу людей, то, сами того не понимая, принимаемся искать в этом какой-то смысл, подозревая, что подобное испытание дано нам в наказание за какие-либо грехи, — тихо говорил Милтон. — Постепенно чувство собственной вины заполняет все сознание и заставляет забывать обо всем хорошем, что оставил по себе в памяти ушедший. А это и есть ложный путь.
— По-твоему выходит, смирение лучше? — Рокси сама не заметила, как вступила с ним в дискуссию.
— Я говорю не о смирении, а о жизни, — не показывая радости от достигнутого эффекта, ответил Милтон и принялся развивать высказанную мысль: — Все в этом мире существует ради жизни: вырастают деревья, всходит солнце, рождается человек…
— Но деревья рано или поздно засыхают, солнце заходит, а человек превращается в ничто. Смерть всегда торжествует, — возразила ему Рокси.
Она повернулась к собеседнику лицом и приняла сидячее положение.
— А память?! — с неожиданной горячностью воскликнул Милтон. — Память для того и дана людям, чтобы уберечь самое дорогое от тлена. То, к чему всегда так тянется сердце: теплоту дружеских объятий, любовь…
— Что можешь ты знать о любви? — оборвала его Рокси, неожиданно приходя в возбуждение. — Ты, который не способен на это чувство. Почему Бог допускает подобную несправедливость? Это не Джейсон должен был умереть, а…
Рокси внезапно замолчала, с опозданием осознав, что произносит страшные вещи, и испуганно посмотрела на Милтона.
Бледный, точно мел, он медленно поднялся, пошел к выходу, и, обернувшись уже в дверях, каким-то чужим голосом уронил:
— Я рад, что ты чувствуешь себя лучше.
Дождавшись, пока его шаги смолкнут, удалившись по коридору, Рокси упала на пол и разрыдалась, понимая: только что она причинила боль человеку, которого продолжала любить, несмотря ни на что…
На следующий день, при личном присутствии шейха Имрана, состоялся джиназа — погребальный обряд по-восточному обычаю. Омытое тело Джейсона отнесли на мусульманское кладбище, поместили в вырытую в земле нишу и установили над ней гранитную плиту.
Роксана не присутствовала при этом. Ей пришлось бы сдерживать боль от постигшей утраты, чтобы не нарушать обязательной для обряда тишины. Облаченная в белые траурные одежды, она прощалась с Джейсоном по-своему.
Стоя на самой верхней террасе дворца шейха Азхара, Роксана провожала глазами медленно заходящее за линию горизонта солнце и шептала:
— Прощай, верный друг. Однажды придет мой час, и я встречу его с улыбкой, потому что буду знать: по ту сторону жизни ты ожидаешь меня.
Теплый ветер подхватывал ее слова и уносил вдаль, передавая пескам пустыни, которые хоронили их в своем безмолвии.
Внезапно Роксана ощутила на плечах дружеское пожатие и оглянулась. Это Симона пришла, чтобы разделить с ней ее одиночество и ободрить.
Окинув приятельницу изучающим взглядом, Рокси подумала, что события последних дней сильно изменили мисс Харт. Куда делась та немного взбалмошная особа, одержимая модой и мужчинами, которую она знала в Нью-Йорке? Сейчас перед ней стояла спокойная женщина, на лице которой ясно отражалось душевное умиротворение.
Подобные мысли вызвали на лице Рокси улыбку, и это не ускользнуло от внимания Симоны.
— Ты улыбаешься, значит, твоя жизнь пускает новый росток, — с удовлетворением отметила подруга. — Пройдет еще немного времени, и он раскроется прекрасным цветком.
— Восточная мудрость? — поинтересовалась Рокси.