— За что не боролись?
— Ну, за Родину нашу, за все. — Владимир раздвинул руки, словно хотел обнять что-то очень большое. — За коммунизм…
— Коммунизм еще не наступил, — категорически заметила Таня.
— Да не в этом дело…
— Впрочем, наступил, — так же категорически сказала она.
Владимир недоуменно посмотрел на нее.
— Ну, как тебе объяснить? — Таня наморщила лоб. — У людей некоторых уже наступил. В душе, что ли, в сердце, в поступках. Словом, я не могу объяснить! Ты прости, я перебила…
Владимир помолчал, обдумывая Танину мысль, потом продолжал:
— Так вот, я говорю, с оружием мы с врагом не сражались. Понимаешь? И мне почему-то кажется, что в милиции мы как-то восполним этот пробел. Погоди, погоди! — Он поднял руку, словно останавливал еще невысказанные Танины возражения. — Я знаю, ты сейчас скажешь, что любой рабочий, инженер, врач, уж не говоря, скажем, о пограничниках, летчиках-испытателях, — что все они делают не меньше, а иные и больше, чем воевавший солдат. Можно быть бухгалтером, всю жизнь крутить ручку арифмометра и, сэкономив государству сотни тысяч, принести великую пользу. Я не спорю. Это так. Но вот с нашим темпераментом, вот моим и Колькиным, мы должны, как бы тебе объяснить, ну фактически, что ли, драться… И притом с самым плохим.
Владимир помолчал.
— Ты опять можешь сказать, что какие-нибудь сорняки на полях, трахома, чума, засуха страшнее тысячи преступников и потому агроном, врач, мелиоратор, которые с этим борются, делают более важные дела. Но у них все же не такие ощутимые враги, вот именно в смысле ощутимости. А наши — они реальны. Они здесь, возле нас, и их надо корчевать в активной борьбе, в буквальном смысле с оружием в руках. Ведь даже когда настанет коммунизм, надо будет воевать с засухой и болезнями, а вот пока есть на земле преступники, коммунизм не наступит. Разные есть, конечно, преступники, большие и малые, у «них» и у нас. Я не говорю о «тех». Но здесь, внутри страны, мы должны их выкорчевать. И когда я это делаю, мне ощутимее мой вклад в общее дело. Но это, конечно, вопрос характера, повторяю, темперамента… — Владимир улыбнулся и взял Таню за руку. — Я понимаю, что я не Плевако. Все это звучит, конечно, довольно неясно. Да? Ничего не поняла?
— Я все поняла. — Таня говорила серьезно, серьезное выражение было и в ее карих глазах. — Я отлично поняла. Вот за это я тебя, наверное, и люблю.
Их беседу прервал звонок.
Это пришел Николай.
Пока Таня ушла на кухню готовить чай, Николай, как всегда, в шутливом тоне рассказывал:
— Ужас! Полная деградация преступности! Уходят лучшие люди! Убийцы переквалифицируются в карманников, скоро станут фальшивыми нищими- пойдут по вагонам электрички и будут петь: «С неразлучным своим автоматом побывал не в а-да-ной я стране…» Ты знаешь, кто появился на нашем светлом горизонте? «Повар»! Да, да, тот самый. И что ж ты думаешь? Решил «завязать», бросить свою надежную, тихую профессию убийцы и вступить на зыбкий путь карманных краж. Словом, так. — Николай заговорил серьезно. — «Повара» действительно выпустили. Прописан он в области, в Москву приезжает на «гастроли». Есть сведения, что занялся карманными кражами. В основном холит по театрам, циркам и концертам перед началом или после окончания, когда народ спешит, толпится у входных дверей. Пойду присмотрюсь. Если нащупаю- будем брать. — Он помолчал. — Плохо другое. Он не карманник, он убийца. Я его тогда сразу понял и дело его старое потом смотрел. Если такого граждане поймают на деле (кто-нибудь крикнет), он и не моргнет — пустит в дело нож. Поэтому его надо изъять немедленно. Я…
Но тут вошла Таня с подносом, где дымились стаканы с чаем, и домашними печеньями, предметом ее великой гордости.
Деловой разговор пришлось прекратить.
Пока пили чай, Таня внимательно разглядывала Николая.
— Коля, а почему ты сегодня такой нарядный? — подозрительно спросила она. — Последний раз, помнится, я тебя с галстуком видела у нас на свадьбе. И то с Володиным. Уж не влюбился ли ты? А?
Таня вся оживилась от такого предположения-какие возможности для советов, указаний!
— Да что ты! — Николай таинственно отводил взгляд. — Так…
— Нет. — Таня даже привстала, пытаясь заглянуть Николаю в глаза. — Нет! Говори! Влюбился, да? В кого? Ну не томи. Куда идете? Наверняка ведет тебя к родителям знакомиться! Иначе ты б так не разоделся. Она кто?
— Она повар, — преувеличенно смущаясь, ответил Николай, — в столовой в нашей, в Управлении. Володя ее знает. Ты ведь ее знаешь, Володька? Да? Она еще тебе всегда больше мяса накладывает. Очень красивая. — Николай, оживленно размахивая руками, старался описать красоту своей дамы. — Глаза! Больше тарелок! Руки ловчей ухватов, зубы…