А потом лодка ударилась о камень. Я даже не стал оборачиваться: вывалился в воду, ухватился за причальный линь и вытащил вязанку вместе с женщиной и лодкой на берег.
***
Она пришла в себя на следующий день. Долго смотрела на меня и молчала.
Сперва я не возражал, но потом ответное молчание мне показалось невежливым. Всё-таки она была у меня в гостях.
- Здравствуйте, - сказал я. - Вы живы. Я вас выловил из реки.
- Святой Николай! - прошелестела женщина. - Не слабо...
- Ого! - удивился я. - Угадали. Николай.
- Русский?
- Украинец!
- Неважно, - улыбнулась она.
Я пожал плечами: мне на её национальность тоже было наплевать.
- Рамзия, - шёпотом представилась женщина, и добавила: - У тебя неважный вид, Коля.
- Думаешь, у тебя «вид» лучше, Зия?
Но она уже не слышала: голова откинулась, ресницы опустились.
А выглядела Рамзия и вправду «не очень»: запавшие глаза, острые линии носа, втянутые щёки под далеко ушедшими вперёд скулами, шарики ключиц и выпирающие лопатки. Грудь была «никакая» - соски едва приподнимались над решёткой рёбер.
Не думаю, что был образцовым сиделкой, но старался: протирал её влажной губкой, укрывал пледом и боялся, что она так и не придёт в себя. Складывалось впечатление, что она голодала, по меньшей мере, год. Дважды в сутки я заставлял её глотать несколько ложек ухи, но эта мера касалась только работы желудка, - основное питание вводил через капельницу в соответствии с инструкциями нашей экспедиционной аптечки.
В следующий раз она очнулась только через два дня. Внимательно осмотрела палатку, перевела взгляд на капельницу, потом на свою руку с иголкой.
- Я хочу встать.
- Зачем?
- Мне нужно.
- Да бросьте... вы уже лежите третьи сутки!
- Мне нужно встать!
Я перекрыл капельницу, вынул из вены иглу и продезинфицировал место укола раствором спирта.
- Давайте руку, помогу...
Но она не позволила мне даже этого: сама поднялась, и, как была, нагая, вышла наружу.
Вернулась она минут через пять, - я уже подумывал пойти посмотреть... всё-таки больной человек, мало ли? - расстелила на раскладушке снятое с бельевой верёвки полотенце, улеглась, укрылась пледом и спросила:
- У тебя есть что-нибудь для женских дел?
«Вот оно что... - подумал я. - Повезло, что с "делами" у неё сложилось после беспамятства, а не во время».
- Да, конечно, сейчас принесу.
Но она остановила меня:
- А где остальные?
- С вами кто-то был? Мне показывали только вас.
- Там ещё три палатки, - уточнила женщина, и тут же насторожилась: - Что значит, «показывали»? Кто? Как?
Для лежачего больного у неё было слишком много вопросов. Но, с другой стороны, я уже давно ни с кем не разговаривал.
- Остальные погибли, - сказал я. - Упали в пропасть. Я возражал, но они были хитрее: оставили дежурить на кухне, а сами, втихую, ушли на пробный заплыв. Страховочная сеть не выдержала. Может, изначально была с дефектом, а может, кто-то напоролся чем-то острым...
- А кто палатки расставлял? Минтак, Альнилам, Альнитак?
Я сбился с мысли и призадумался. Что она имела в виду? Это имена проводников, которые в этих местах расставляют палатки? Или какой-то пароль? Может, она шпионка? И причём тут палатки? В каком смысле «кто расставлял»? - все расставляли. Какое ей дело до наших палаток?
Наверное, я раздумывал слишком долго, потому что Рамзия вдруг озаботилась другим, более понятным вопросом:
- Что у нас на обед?
- «У вас», - враждебно уточнил я, - у вас обед из двух блюд: на первое - стакан ухи, а на второе - питательный раствор номер три. Сто миллилитров. Внутривенно.
- Но мясо будет?
- Мяса не будет, по причине его отсутствия. Рыбу ловлю сам. Крупы, приправы и сухие пакеты остались от припасов экспедиции. Фрукты-овощи приносят хламиды.
- Хламиды?
- Местные. В разноцветных балахонах. Частенько приходят. Подсаживаются к костру и о чём-то рассказывают. Только я не знаю, что им нужно. Не понимаю по-ихнему. А не гоню, потому что они еду приносят, и вообще... вежливые.
Я чувствовал досаду. Уж слишком хладнокровно она приняла сообщение о гибели моих приятелей. Не люблю таких... уравновешенных.
- Злишься, что я не принимаю скорбный вид? - спросила Рамзия.
Я кивнул:
- В точку! Сожаление, печаль... было бы «в тему».
- Ну, а тебе-то чего мучиться? Сам же говоришь: «возражал». Значит, предупреждал.
- Слабое утешение, - сказал я, - если не настоял, значит, согласился.
- Слабая позиция, - возразила она, - и пахнет суицидом.
- Чего? - я принюхался: резина, тальк, карболка... это «суицид» так пахнет? Наверное, она была ещё немного не в себе. - Вы это... короче, выздоравливайте.