Подбежал я к капитану. Вижу, летчик. Погоны голубые. Доложил по всей форме: гвардии старшина Иван Данилович Сироткин. Прибыл по вашему приказанию.
«Вот что, старшина, выбирай самых надежных ребят из твоего взвода. Будете охранять автостраду. Ты пограничник — сам понимаешь, на кого я могу положиться. Мы аэродром решили устроить на автостраде».
«Аэродром?» — удивился я.
«Сказал, аэродром! И точка. Понимать надо. Мы скоро прилетим. Твое дело охранять. Уяснил?»
«Как не понять, но кто меня отпустит, говорю. Я в отдельном батальоне связи. Сто шестой батальон связи. Я шестовик».
«Ты подбирай ребят, а я договорюсь с твоим батальоном — не твоя забота. Здесь дело поважней, чем связь тянуть. Диверсанты могут напасть. От них нужно аэродром охранять! — Он наклонился ко мне и тихо так, но твердо сказал: — Нельзя допустить, чтобы Гитлер улетел на своем самолете! Ясно?»
Выбрал я десять самых надежных ребят, и стали мы охранять автостраду. Прежде всего заставили все машины объезжать через лес. На следующий день, смотрим, появился наш истребитель. Пролетел низко, осматривая дорогу. Развернулся летчик и второй раз пролетел. Выпустил колеса и сел. Долго катился по автостраде, пока остановился. Первый раз я так близко видел самолет. Мог даже потрогать крыло. Откинул летчик стеклянный колпак, и сразу узнал я вчерашнего капитана. На груди Золотая Звездочка Героя Советского Союза. Намедни я ее не разглядел. Увидел меня капитан, засмеялся, рукой помахал:
«Здорово, служба! Самолет откати в лес. Ты мне за него отвечаешь головой. Сейчас моя эскадрилья будет садиться. Я пойду их принимать».
Вытащил он из-за голенища сапога белый флаг и бегом по бетонке. А я за ним, боюсь отстать. Загудели истребители. Капитан обрадовался, заулыбался.
«Летят, родные! — Выхватил белый флажок и поднял его высоко над головой. — Ты учись», — говорит он мне.
Один хорошо посадил истребитель, «грамотно», как говорил капитан. А по второму он от досады из ракетницы пульнул, погрозил кулаком вдогонку — плохо зашел. Угнал его на второй круг. Потом и я стал разбираться во всех тонкостях полета, а поначалу мало что понимал. Стоял рядом с капитаном — дурак дураком. Шесть истребителей сели тогда. Летчики называли ту автостраду аэродромом подскока.
«Охраняй, пограничник, как следует самолеты наши, — сказал мне капитан и руку пожал. — На тебя надеюсь, Иван Данилович. Если Гитлер улетит из Берлина, ты будешь виноват!»
Стали летчики-гвардейцы вылетать на Берлин. Прилетят: один палец поднят — сбили самолет, два пальца — двух угробили фашистов. Пронюхали немцы, что под самым носом у них наш аэродром. Послали фашисты самолет-разведчик. Кто «рамой» называл его тогда, кто «костылем». Два кузова у него вместе склепаны, а между ними точно окно: как ни стреляй — все мимо.
Первый раз прилетела «рама», упустили ее. Капитан шибко рассердился. Вылетел сам. Набрал высоту. Кружил над аэродромом на своем истребителе. Только показалась «рама», чтобы сфотографировать автостраду, капитан напал на нее. Пикирует, все ближе к земле прижимает, но не стреляет. Подошел почти вплотную и ударил из пушек. «Рама» в куски. Упала недалеко от автострады. Три фотоаппарата на ней стояли: хотели фашисты наш аэродром раскрыть. Здорово бился этот капитан. Я запомнил только его имя — Николай, а вот фамилию запамятовал.
А этим, — Иван Данилович показал рукой на орден Красного Знамени на фотографии, — наградили за поимку диверсанта. Два ордена получил от командующего воздушной армией. А Николаю — дважды Героя Советского Союза присвоили. Наверно, потом генералом стал. Ты, лейтенант, скажи, как служит мой Роман? Отца не осрамил?
— Служит ваш Роман хорошо, — успокоил отца лейтенант. — Если бы он в моей эскадрилье служил, то я бы вам побольше рассказал. Я в третьей, а он в первой.
— У меня командир эскадрильи майор Пшеничный, — отозвался Роман. — Он строгий.
— Если строгий — хорошо, — согласился Иван Данилович. — Иначе с вашим братом нельзя.
— Товарищ лейтенант, остались бы погостить у нас на денек? — еще раз попросила мать. — Я бы вам пирожков испекла на дорожку с морковью. Роман любит. И с грибами.
— Спасибо, но никак мы не можем.
— Правильно, товарищ лейтенант, — решительно сказал гвардии старшина. Глядя на молодых летчиков, он снова проникся законами армии и всем своим видом и поведением хотел подчеркнуть полную причастность к военной службе. — Что они, мать, пирогов твоих никогда не ели? А потом еще уговоришь их пожить у тебя, пока ты пиво сваришь. А не понимаешь, глупая, на что толкаешь? Под трибунал подведешь с разными дурацкими своими бабьими выдумками да пирожками. Ребят дезертирами сделаешь. Ехать в десять, в полк прибыть в срок! И нечего это обсуждать.