Морев ушел. Сироткин остался один.
Скоро раздался тяжелый топот. Через кусты продирался Семен Кругликов. Попыхивая цигаркой, нес двуручную пилу и два топора.
— Лейтенант послал к тебе, Иван, — сказал он и уселся на пенек. — Что делать-то будем?
— Бункер для пулеметчиков.
— А срок большой?
— Две недели.
— Не разгуляешься… Сначала придется выкопать яму, а потом забрать ее бревнами.
— Точно. Как колодец, будем ладить.
— Да, вроде этого. — Семен направился к высокой сосне и постучал обушком топора по толстой коре: — Годится?
— Не охотник ты, Кругликов, — сказал укоризненно Сироткин. — Рядом рубить нельзя. Ты забыл о маскировке. Отойдем подальше и начнем валить. А перед бункером не смей ничего трогать.
— Таскать тяжело.
— Попотеем, небольшая беда. Зазря отпуск не дают. Ты понимай!
Первую сосну они спилили быстро. Так же споро обрубили сучья, ошкурили. Кругликов сразу подчинился Сироткину, признав его за старшего. Он позволил Ивану размечать деревья, первому делать подрубку перед валкой. Семен предложил колоть бревна на плахи и из них собрать бункер, но Сироткин не согласился:
— Не сторожку рубим, а бункер для войны. Защищать бревна должны пулеметчиков. А плаха есть плаха.
Из-за леса раздался далекий гул мотора. Он то затихал, удаляясь, то снова нарастал и гулко звучал в ушах.
— Самолет. — Семен посмотрел по сторонам.
— Опять немец летит, — зло сказал Сироткин и вскинул топор. — Винтовки нет, а то бы попробовал пальнуть в летчика.
Над лесом взвилась красная ракета — сигнал тревоги. Еще не успел растаять в голубом небе ее дымок, а солдаты уже бросились к своему подразделению, не выбирая дороги, стремясь скорей взять винтовку из пирамиды и подсумок с патронами, получить сумки с гранатами.
Перед строем пограничников стоял красный, запыхавшийся от быстрого бега Морев.
— Границу нарушил немецкий самолет, — сказал он взволнованным, прерывающимся голосом. — Возможно, сброшены диверсанты. На охрану границы сегодня выйдут усиленные наряды. Всему личному составу быть с оружием. Конный патруль на прочесывание леса.
Сироткин с завистью смотрел на пулеметчиков. Закинув свои «дегтяри» с большими круглыми дисками, они направились в засады к своим пристрелянным точкам…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Резкий, свистящий звук турбин распорол тишину над аэродромом, прокатился по тундре и затих, ударившись в высокие пики Черных скал.
Кузовлев с завистью проводил взглядом взлетевшую пару истребителей. Чувство вины за опоздание из отпуска снова кольнуло его. Вернись вовремя — мог бы летать вместе со всеми. А теперь его пока не допускают к полетам. Он все время видел перед собой глаза майора Федорова. Они смотрели на него с укором. Лучше бы замполит обругал его последними словами! Только бы не смотрел так осуждающе.
Две недели назад они с сержантом Сироткиным спустились по трапу с борта парохода и очутились в танцующей на волне шлюпке. Вместе с другими пассажирами — бородатым метеорологом, пятнадцатилетним мальчишкой, сыном одного из полярников, и двумя молодыми учительницами — светленькой курносой и темноволосой с правильными чертами лица — добрались до берега, до неширокой Песчаной косы.
У всех приехавших, кроме Кузовлева и Сироткина, был багаж: метеоролог выгрузил раздутый рюкзак, сынишка полярника чемодан, а за вещами учительниц шлюпка ходила дважды. Матросы вывалили на берег целую гору чемоданов, корзин, узлов.
Учительниц никто не встречал, одним им было не управиться, и Кузовлев с Сироткиным, естественно, предложили свои услуги.
— Спасибо, товарищ лейтенант! — низким голосом сказала темноволосая. — Теперь мы сами. Простите, я не знаю ваше звание. — Она, улыбаясь, смотрела на Сироткина.
— Сержант. Зовут, между прочим, Романом!
— Товарищ лейтенант, а вы понравились девушкам. Особенно курносенькой. Надо было с ними получше познакомиться! — сказал Сироткин, когда они, поставив в интернате вещи, направились к себе.
— Что за ерунда вам в голову лезет, сержант? Человек первый раз меня видит, — сухо отозвался Кузовлев, а сам подумал, что и Наталью Николаевну он видел всего один раз, но она ему понравилась и не просто понравилась, а вошла в душу…
Константин Захарушкин встретил своего ведущего шумно.
— Ну, ты даешь, Володьк! Тут из-за тебя такой тарарам подняли. У комэска был?
— На неделю отстранен от полетов, — недовольно буркнул Кузовлев.